Та «Алиса» и сейчас у меня на полке. Ее я берегу, хотя до сих пор помню наизусть. А для этого мерзавца, живущего сейчас в моем подвале, я приобрела особенный экземпляр – в современном оформлении, яркий, карманного формата, чтобы пролез в окошко для Черри. В моих глазах он здорово уступал тому, старенькому изданию.
Просунула под дверь:
– Вот! Выучишь наизусть.
– Хорошо, – прошелестел Шон. – В детстве мне нравился Льюис Кэрролл.
Врун, лжец! Строит из себя святую невинность! Посмотришь и даже не подумаешь, что он мог вытворять такие гадости.
– Я рисовал иллюстрации: Белого Кролика, Алису, Чеширского Кота, Герцогиню, – принялся перечислять он, словно надеясь, что я забуду обо всем, обо всех своих унижениях.
Но эти слова напомнили мне про другие рисунки. Я нашла их в первый день, когда вырубила Шона шокером, чтобы спустить в подвал. Несколько страничек в блокноте, карандашные наброски.
Вьюнок, обвивающий тонкую лозу. Такой хрупкий, нежный. Как я не увидела тайного смысла? Вьюнок – убийца. Он душит в своих объятиях. Он смертоносен для неокрепшего стебля.
Или птица с перебитым крылом. В ее глазах застыла боль… Надо домыслить. Боль, потому что смотрит она в глаза охотника! А тот еще и упивается своей жестокостью, делая последний набросок.
Или третий. С ангелом!
С плеча сполз оборванный хитон, крылья обломаны, взгляд затравленный, полный безнадеги. Ангел прячется. Выглядывает из укрытия в надежде, что его не заметят. Я будто увидела в этом ангеле свою душу. Показалось, впервые Шон сделал нечто на самом деле имеющее отношение ко мне, а не только к его похоти.
Не в силах выбросить их из головы, я выскочила из подвала.
Где они? Где эти картинки? Зря я оставила их у себя! Пожалела… Слишком уж хороши. Обманчиво просты. Безыскусны.
Разорвать в мелкие клочки! Швырнуть с обрыва! И пусть вода унесет любое напоминание… Потому что нет в Шоне невинности! В каждой его зарисовке скрыта жестокость и испорченная суть. Он извращает все, к чему может прикоснуться. Патологически!
Я побежала к реке, к нашему с Ло месту. Там особенно сильное течение. Если бы это было возможно – бросить вместе с бумажками все воспоминания, чтобы они не травили мне жизнь! Или смыть с Шона всю грязь! Но грязь с души не смоешь…
Глава 9
Шейла
Неделя без учеников тянулась бесконечно, а с учениками пролетела, как смерч, оставив за собой не меньше разрушений. Шейла просто не верила, что на ее уроках присутствуют девушки и парни из так называемой элиты. Они хамили, огрызались, как свора одичавших псов. Еще и строили из себя невесть кого! Будто не богатенькие родители вложили немалые деньги в их обучение, а они сами.
Понятно, почему по уставу предписаны такие жесткие требования – чтобы «сливки общества» не разнесли в пух и прах школу, не перетрахали все, что движется, не поубивали друг друга и учителей заодно.
Шейла не помнила, чтобы в юности она была такой же. А ведь между ней и учениками крошечная разница в возрасте! Правда, училась девушка в самой обычной школе. И слава богу! А вот с Брэдом отец решил выделиться… В конце концов, единственный сын.
Брат не хотел ехать сюда. Придумывал причины и оправдания. Даже подговорил девчонку из средней школы, чтобы та брякнула про беременность от него. И на что только надеялся? Их легенда просуществовала ровно два дня. Пока отец бесцеремонно не притащил бедняжку в клинику. А там… Даже анализы делать не пришлось – девчонка сама во всем созналась. Под таким-то напором!
А если исчезновение Брэда – тоже спланированная мистификация? Но тогда почему по прошествии двух месяцев он ни разу не связался с Шейлой? Перестал доверять сестре? Не может быть.
В кармане пиджака лежал обрывок, найденный в песке. Послание. Сигнал. Или призыв о помощи? В минуты отчаяния, когда девушке уже казалось, что все затеяно зря, что нет ни малейшей зацепки для того, чтобы разыскать брата, Шейла прикасалась к клочку бумаги – становилось легче.
Говорят, в то же время уволилась мисс Розенберг – предыдущий учитель химии. Девушка видела ее фото в альбоме. Миленькая. Молодая. Возможна ли романтическая подоплека?
Зацепившись за эту идею, Шейла даже порылась в архивах и нашла номер мобильного этой Розенберг. Представила себе разговор: «Здравствуйте!» – «Здравствуйте!» – «Вы работали там-то?» – «Работала». – «И мой брат сейчас с вами?» Бред, конечно. В мысленных диалогах Шейла сильна не была. Да и номер сначала оказался недоступен, потом занят… И так несколько раз. Что это? Знак, что не стоит соваться? Интересно, копы проверяли эту гипотезу с учительницей? Или доблестной полиции проще, когда «сам удрал»?
Но Шейла все же дозвонилась на следующий день. В очередной раз набрала номер, и вдруг пошли гудки.
– Ал-ло-о! – протяжный бархатный голос.
– Мисс Розенберг?
– Да, – удивилась, кажется.
– А могу я услышать Брэда?
– Да.
И тишина.
Сердце Шейлы забилось в отчаянном припадке.
Она едва могла дышать. Сейчас она услышит голос брата! Мгновение! Секунда! Выдох-вдох… И вдруг комок. Густой, тяжелый, вставший поперек горла.