Клетка

Но вскоре Палестина оказалась под властью мусульман и в течение веков христианам не удавалась вернуть её. Однако настало время, когда идея о вооружённом освобождении Святой земли распространилась среди западных христиан. В 1095 году Голгофу отбили крестоносцы, страстотерпцы обустроили её, расширили приделы, сам гробовой камень сделали алтарем, Престолом Силы, предназначив его для молений и таинств. Однако вскоре Иерусалим был вновь утерян. Но прежде небольшое число людей из числа служителей тайно вскрыли могилу и вывезли остававшиеся в ней святыни в христианские земли. Вскоре люди, скрепленные великой тайной, обозначили свою небольшую общность как Орден Тамплиеров. Известно, что именно в тот год терновый венец, крест господа и копье стражника с бурым пятном на острие появлялись в храмах Европы. Следы плащаницы и сосудов для благовоний замечены во владениях крестоносцев в Сирии, Израиле, Франции. Много позже свитки первых свидетельств нашлись в пещерах Мертвого моря, но глиняная чаша из Гефсиманского сада затерялась. Её тайна приоткрылась лишь однажды, когда Евсевий Кесарийский упомянул иудея, случившегося в то время среди рыцарей и увидевшего на чаше пентакль с выгравированной надписью «Не прикасайся ко мне, жена моя». После чего неверный совсем спятил, восхвалив Венеру и её сына Эрота. Храмовники же обрели знания оккультного свойства и магические способности, что по определению считалось до тех пор абсолютно противоестественным и вообще невозможным. В кощунстве своём братья поклялись утаить до времени всё ведомое и обретённое ими и избрали себе первого магистра в образе живого козла впечатляющей внешности и необыкновенных телесных способностей.

Профессор Захар Крымский хорошо знал всё это и верил, как в непреложный научный факт, а потому, как всякий самонадеянный человек, иногда уносился в своих фантазиях слишком далеко и надеялся когда-нибудь лично прикоснуться к реликвиям тех далёких полумифических событий.

*

К лагерю подъехали минут через десять. Под тентом за длинным алюминиевым столом расположились студенты и преподаватели известной археологической школы. Несмотря на усталость, многие из них живо обменивались шутками, развлекались заумными беседами, но никто не говорил о деле. Не очень хотелось после трёх с половиной месяцев полевых работ и ввиду скорого ужина. Ждали только их, начальника экспедиции и организатора проекта. Вообще, они подбирали на месте районы тщательного исследования и составляли первые отзывы по добытому материалу. Уезжали из лагеря первыми, возвращались последними. Не всегда одни, но частенько. Люди втихаря посмеивались: дело не только в специфике обязанностей. Эта странная парочка (он же вдвое старше!) слишком часто и дотемна гуляла по степи, ездила к морю. При этом жили в отдельном вагончике. В Питере, как было достоверно известно, их объединяла не только наука, а кое-кто утверждал, что они расписаны уже не первый год, и недавно купили квартиру на Мойке.

Стемнело. Зажгли гирлянду. Но никого не было видно, только в поварском вагончике всё ещё постукивала армейская алюминиевая посуда, да у кого-то шипел радиоприёмник. Устали все: быстро отчитались у руководителей, заполнили ежедневники, и – отбой. Назавтра опять в августовскую жару, в степь, где нет и кустика с приличной тенью.

– Иосиф, – вполне серьёзно продолжила Елизавета. – Мне интересны твои дальнейшие планы. Я, конечно, не верю во все твои вечные фантазии, но мне они интересны. Что-нибудь получится, как всегда. Но ведь ничего нет, кроме мнения нескольких фанатиков. Для того, чтобы первый генетик сделал первый соскоб нужны веские материальные причины. Учёный совет разрешит тебе рассматривать кусок глины под микроскопом, но это всё. Понимаешь?

– У тебя есть план? Есть возможность зафиксировать пока ещё возмущённую среду? Мне предложат отдать предмет за границу, – я знаю, как это сделать. И вот над этим думаю. Честно сказать, я на многое готов – на то есть причины: в этих местах прятались последние члены Ордена храмовников, здесь всегда случалось что-нибудь удивительное. Я сейчас припоминаю кое-что относительно действий Рима и последних рыцарей, когда кыпчаки выгоняли их в Европу. Это не шутки, Лизавета. Кажется, это тот самый единственный шанс. Эх, я не говорил тебе… мне кажется, я понял надпись на горшке. Бессмыслица, правда.

– Надпись? И ты молчал?

– Да ты сама видела полустертые треугольники и квадраты. Васильев даже читал их тебе, только перевести не смог.

– И что это было?

– Арамейский, ничего необычного. Только не спрашивай перевод – я ещё не сошел с ума. Тогда не сказал, и сейчас не скажу – велика и печальна тайна сия есть.