Клетка ангела (СИ)

Затем в порыве до меня доходит.

— Я ходячее доказательство его преступления, не так ли? — говорю я, глядя на Николая. — Один-единственный тест ДНК, и ему конец. Даже если он попытается заявить, что это произошло по обоюдному согласию, мама была еще несовершеннолетней во время моего зачатия. От шестнадцати до тридцати с лишним.

Николай кивает. — По крайней мере, он виновен в изнасиловании, предусмотренном законом. Это тот редкий случай, когда его слово не против ее. Как бы он ни пытался это раскрутить, то, что он сделал, является уголовным преступлением».

— И он, наверное, не знает, что мама никогда мне о нем не рассказывала. Что касается его, то я могу появиться в любой момент и публично объявить его своим отцом.

— Боюсь, что так, зайчик. Он наклоняет голову, пристально изучая меня. "У тебя все нормально?"

Я начинаю кивать на автопилоте, затем качаю головой. "Нет. Нет я не. Мне нужна минутка. Или десять тысяч минут. Или всю оставшуюся жизнь.

Мой биологический отец — насильник и убийца, который пытается убить меня.

Я не знаю, как даже начать обрабатывать это.

Взгляд, полный понимания, Николай снова сжимает мою руку, затем кладет ладонь на мою челюсть и наклоняется, поглаживая мою щеку ребром большого пальца. — Даю тебе отдохнуть, зайчик, — бормочет он, его дыхание теплое и слегка сладкое на моих губах. — Мы еще поговорим, когда тебе станет лучше.

Сокращая небольшое расстояние между нами, он целует меня. Его губы нежны на моих, нежны, но я чувствую голодную собственническую привязанность под его сдержанностью. Это пугает меня почти так же сильно, как и инстинктивная реакция моего тела.

Я могу уклониться от Брансфорда с его помощью, но уклониться от него не получится .

От дьявола нет спасения.

5

Николай

Закрывая за собой дверь, я делаю мысленную пометку установить камеры в комнате Хлои, как у меня в комнате Славы. Не потому, что я чувствую себя обязанным наблюдать за ней каждое мгновение каждого дня — хотя такая потребность определенно есть, — а потому, что я беспокоюсь о ней.

У меня была вся моя жизнь, чтобы смириться со своим испорченным наследием, и бывают дни, когда я все еще испытываю искушение перерезать себе горло. Или сделайте вазэктомию, чтобы ошибка, которую я совершил той ночью с Ксенией, больше никогда не повторилась. Я даже не знал, что презерватив был неисправен, но, должно быть, так оно и было.

Это единственное объяснение существования моего сына.

Я собирался пойти в свой офис, но вместо этого мои ноги несут меня в его комнату, движимые тем же принуждением, которое я испытываю с Хлоей.

Папа, он позвонил мне, когда я вчера вечером вернулась домой. Я был слишком занят всем, что связано с Хлоей, чтобы полностью осознать это, но теперь я не могу не думать об этом слове и о том, как моя грудная клетка наполнилась странной, пронзительно сладкой болью. И все из-за нее.

Хлоя Эммонс не только разгадала мое самое сокровенное, самое тайное желание относительно моего сына; она воплотила это в жизнь.

Я тихонько толкаю дверь в спальню Славы и вхожу. Он, как обычно, на полу, усердно возится со своим LEGO-замком. Людмила однажды сказала мне, что у моего сына удивительно долгая продолжительность концентрации внимания для ребенка, которому еще нет пяти, и я полагаю, что это должно быть правдой. Насколько я помню, мой младший брат Валерий в этом возрасте постоянно бегал и попадал в неприятности. Слава, напротив, тихий и сосредоточенный, гораздо больше, чем Константин в детстве. Интересно, унаследовал ли Слава способности моего старшего брата к математике и программированию? Наверное, мне следует познакомить его с этими предметами и выяснить.

При моем появлении его глаза — мои глаза в миниатюре — устремляются к моему лицу, выражение в них в равной степени насмешливое и настороженное. Моя грудь сжимается от обычного дискомфорта, но я игнорирую желание отступить, дистанцируясь от тревожного чувства. Вместо этого я приседаю перед своим сыном, уделяя все свое внимание его творению LEGO, как это делала Хлоя.

«Это очень красивый замок», — говорю я по-русски, изучая тщательно собранные строительные блоки передо мной. Хотя под руководством Хлои английский язык у Славы быстро улучшается, он далеко не свободно говорит на языке нашей приемной страны. — Вы долго его строили?

Он моргает, глядя на меня пару мгновений, прежде чем на его лице расцветает застенчивая улыбка. "Тебе нравится это?"

"Да." Я тоже это имею в виду. Замок демонстрирует замечательную симметрию и сложность, особенно учитывая тот факт, что он был собран такими крошечными руками. Даже если окажется, что математика и компьютеры не являются сильными сторонами Славы, у него может быть будущее в архитектуре и проектировании конструкций.

То есть, если он не будет подражать мне и Валерию — и каждому другому Молотову до нас.

Мое настроение портится, но я заставляю себя сохранять спокойное любознательное выражение лица, когда снова спрашиваю, сколько времени у него ушло на постройку замка.