Клетка для простака

— Если на то пошло, — сказала она, — то вы гораздо старше Бренды и разница в годах между вами куда больше, чем между мной и Фрэнком.

Инвалидное кресло заскрипело.

— Вы говорите, — продолжила Китти, и ее резкий голос громко прокатился по саду, — что мы взрослые люди. Возможно, в этих местах, кроме нас, вообще нет взрослых людей. Поэтому мы можем быть откровенны друг с другом, не так ли?

— Моя дорогая…

— Я видела, как вы на нее смотрели, Ник. Говорят, что когда-то вы были любовником матери. Хотите получить и дочь?

— А вы, оказывается, злобная ведьма, — воскликнул он.

— Когда необходимо, — согласилась Китти, — то да. Хоть я и не люблю этого. Я люблю красивые вещи, одежду, цветы; люблю, когда меня окружают счастливые люди. Но, как бы то ни было, случилось несчастье. Я слишком много пережила и поэтому имею большее право быть злобной ведьмой, чем любой из ваших знакомых. Я хочу знать. Вам надо было устранить Фрэнка, чтобы прижать Бренду к стене?

— Вы хотите сказать, что я убил Фрэнка?

— Не знаю. — Китти вздрогнула и подняла глаза к небу. Ник не возмутился и даже не обиделся. Левой рукой он настолько неловко отбросил огрызок яблока, что тот, ударившись об окно, отлетел к розовому кусту. Затем он заговорил с Китти таким вкрадчивым голосом, что та обернулась и внимательно посмотрела на него.

— За сегодняшний день я слышу это второй раз. Послушайте. За кого вы принимаете меня? Неужели вы полагаете, что я из кожи вон лез, да, да, из кожи вон лез — а, видит Бог, именно это я и делал, — чтобы поженить Бренду и Фрэнка лишь затем, чтобы убить его за месяц до свадьбы? Едва ли у меня будут собственные дети. Вы полагаете, что мне вообще не нужны дети? Вы полагаете, что я мог бы убить Фрэнка, именно Фрэнка, а не кого-нибудь другого?

Китти повела плечами:

— Нет, пожалуй, нет. И тем не менее странно, ужасно странно, что…

Пожалуй, она и сама не знала, что имела в виду, и непроизвольно протянула руку к его повязкам.

— Знаю, — сказал Ник. — В детективном романе убийцей неизменно оказывается калека, сидящий в инвалидном кресле. Если бы речь шла о детективном романе, я уже давно заподозрил бы сам себя. Неужели вы думаете, что я в таком состоянии способен летать над теннисным кортом? Да ведь я выпрямиться и то не могу без того, чтобы не опереться на здоровую руку. Да, черт побери, я инвалид. И переломы — отнюдь не симуляция. Они причиняют мне адскую боль. — Он глубоко вздохнул. — Хотите — верьте, Китти, хотите — нет. Но это правда. Что же касается Бренды, то позвольте мне в минуты слабости быть сентиментальным глупцом. Это все.

И вновь молчание. Ник настолько растрогался, что вынул платок и высморкался.

— Ну… — проговорила Китти.

— Знаю, что, заговорив о Фрэнке, я разбередил вашу рану.

— Но, Ник, факт остается фактом, ведь кто-то убил Фрэнка. Кто?

— Мистер Выскочка Роуленд, — заявил Ник. — И я знаю как… Ш-ш-ш!

Наверное, в своем споре они распалились больше, чем сами думали. На лицах обоих появилось виноватое выражение, когда они услышали скрип садовой калитки, и из-под арки вынырнула голова сержанта полиции. Появление полицейского было встречено звонким лаем. В приоткрытую дверь дома проскользнул белый шнуровой терьер и, неистово виляя хвостом, бросился через лужайку. За ним мчался еще один шнуровой терьер, он с такой силой наскочил на первого, что обе собаки прянули в разные стороны и, проскочив свою цель, вынуждены были развернуться и бежать обратно. Собаки с блестящими, восторженными глазами и маленькими, как у важных правительственных чиновников, бородками буквально захлебывались от восторга. С радостным заливистым лаем они подпрыгивали, вертелись в воздухе, извивались всем телом, подобно восточным танцовщицам, отчего сержанту Макдугалу казалось, что с ним жаждет познакомиться не две, а целая дюжина собак.

— Миссис Бэнкрофт? Если не возражаете, суперинтендент Хедли хотел бы видеть вас на теннисном корте. И вас тоже, сэр, если это вас не затруднит.

— О!

Сержант Макдугал был человек добросовестный. Он засек время и подсчитал, что от теннисного корта до дома миссис Бэнкрофт всего десять минут ходьбы. Но он был к тому же человек заинтересованный; ему хотелось знать, что происходит на корте, однако его попытка поскорее доставить туда свидетелей успехом не увенчалась, поскольку собаки почувствовали к нему явную симпатию. Когда он вернулся со свидетелями, у него было чувство, будто он пропустил нечто важное.

Суперинтендент Хедли стоял на крыльце павильона и вытряхивал большой кожаный баул. Сержант Макдугал находился слишком далеко и не мог видеть его содержимое.

Издалека донесся голос Хедли:

— Вы совершенно правы, мисс Уайт, он почти пуст.

В ответ едва слышно прозвучал голос Бренды:

— Естественно. Но что вас в нем так заинтересовало?

— Ничего. Ничего. Я было подумал… — Хедли с грохотом забросил баул обратно в павильон. — Очень хорошо: я ошибся. — Он отряхнул руки.

Бренда стояла на своем:

— О чем подумали? Что вы имеете в виду?

— А вы не догадываетесь, мисс Уайт?

— Нет.