Брат сидит за дубовым столом и сверлит меня глазами с прищуром. Но под этим взглядом нет ощущения, что тебя заставляют прогнуться или лебезить, нет. По силу духа мы с ним одинаково сильны. В такие моменты чувствуешь уважение младшего перед мудростью старших. А я еще я точно знаю, что он сейчас озвучит то, в чем возможно я сам себе никогда не признаюсь. Только что он увидит во мне на этот раз?
— Зачем ты это делаешь? — интересуется обманчиво мягко.
— Не понимаю о чем ты. — Мысленно улыбаюсь. Не важно, на какую тему, такие разговоры доставляют странное удовольствие. Как будто общаешься с отцом, с лучшей его версией, которой у оригинала никогда не было.
— Зачем ты давишь на нее? — продолжает все тем же тоном.
— Разве? Не заметил… — Говорю же — малолетка, который пытается вывести старшего брата на более бурные эмоции.
— Да ну? — И так притворно улыбается, кажется, сейчас вывести попытаются меня. Обожаемое соперничество между братьями.
— Ну ладно, — Расул вздыхает, и продолжает уже серьезно, — Не делай этого. Не дави на нее больше.
— Я на нее не давлю. — Серьезный тон перекидывается и на меня.
— Мы только сказали ей, что ее мужа убили. И ты сразу накинулся, что она остается жить здесь и что в свой дом она больше не поедет. Это, по-твоему, называется, не давлю?
— Ну, прости, что не умею, как ты часами распинаться в эпитетах. — Пытаюсь задеть, где-то в глубине понимая, что он прав. Но этим брата не пробьешь.
— Ну, так не лез бы и оставил это мне. Что плохого в том, что девочка заберет дорогие ей вещи?
— Я просто не хочу, чтобы из-за них она снова скатилась в свое горе. — Сам понимаю, что звучит неубедительно.
— Этого не произойдет. Ты это знаешь. Сам же сказал, на кладбище она его отпустила. Она будет порой грустить, и тосковать, но того, что было уже не будет. Просто кто-то ревнует ее к прошлому.
— С чего бы мне ревновать? — практически рычу сквозь плотно сжатые челюсти. Понимаю, что прав, но открыто признаться в этом не готов.
— Да брось, — брат откидывается на спинку кресла, — по тебе еще в клубе было все видно. То, как ты на нее смотрел, когда она пришла, когда Макс ее обнимал, а уж когда ты понял, что он ей изменяет. Тебя же это и выводит из себя? Красивая светлая девочка, а до безумия любит мужа-изменника. Хочется ее себе, а она любит не тебя.
Сжимаю руки в кулаки и сильнее стискиваю челюсти, чтобы не сорваться на брата.
— Она. Жена. Моего. Друга. — Выделяю каждое слово.
— Ты кому из нас двоих сейчас это говоришь?
Ответить мне не дает звонок по внутренней связи. Это дает мне небольшую заминку, чтобы взять себя в руки.
Охрана. Брат включает громкую связь, как всегда во время таких звонков.
— Говори.
— Расул. Не знаю, важно ли это, но гостья, которая сегодня приехала с Амиром… — на том конце провода замялись.
— Ну… — тороплю его, напрягаясь. Не знаю, что там произошло, но охрана просто так звонить не будет. По времени девочка должна была уже спать.
— Она сейчас в тире и выглядит не то расстроенной, не то злой. Расстреливает мишени так, что ребята, которые там занимались, боятся к ней подойти, только подкладывают под руки пистолеты, что бы она не отвлекалась от процесса.
Выдыхаю. Она просто стреляет.
— Понял, — Расул отключается, — зашибись у нас охрана, боятся подойти к злой девчонке, — наигранно возмущается брат, прекрасно понимая, что боятся они подойти не потому, что она злая, а потому что она приехала со мной. Я кидаю на него быстрый взгляд. — Ну что ты на меня так смотришь? Ты довел, тебе и успокаивать. Только не наломай еще больше дров.
Киваю и выхожу из кабинета. Посмотрим на ее «расстроенная или злая».
Захожу в тир — картина маслом бл@ть. С выправкой, которой позавидовал бы любой военный, стоит и, не прекращая, расстреливает мишени. По позвоночнику в пах прокатывается волна возбуждения. Это что еще за нах? Девушка, с пистолетом, в одежде, которая не скрывает только кисти рук и шею, а ведет так, будто она голая.
Подхожу и выхватываю из рук пистолет.
— Хватит. — Рывком разворачиваю ее к себе.
— Отстать. Что тебе надо? Что вам всем от меня надо? — Шипит и смотрит затуманенным взглядом. И теперь понимаю, с чего меня так понесло — она снова как кошка. Дикая и своевольная.
Закидываю на плечо, под ее ругань и удары по спине, выношу из тира. И правда, переборщил с давлением на нее. Сдали нервы у девочки.
Меньше чем через пару минут в ее ванной, запихиваю извивающуюся девушку в душевую кабину под холодную воду. Мне б самому туда, что б усмирить бурлящую в венах кровь, но надо привести ее в чувства.
Девушка взвизгивает, но брыкаться прекращает и туман во взгляде рассеивается.
«Ох, зря я это сделал» — говорю себя мысленно, когда вижу, как стремительно намокающая одежда плотно облепляет все изгибы девичьей фигуры.
Ника обхватывает себя руками. Капли воды дрожат на ресницах. Приоткрытые губы слегка посинели от холода и подрагивают.
Так и не спавшее возбуждение после тира сейчас и вовсе грозит разорвать штаны.
Не выдерживаю — перехватываю ее руку и впиваюсь в мягкие прохладные губы.