Клетка. Грудная клетка (СИ)

Он рьяно, резко и сильно бьет меня по щеке, по скуле, и от боли, от силы удара я пошатываюсь и ударяюсь головой о стену. От виска к носу, а там ещё одна дорожка, кровь стекает к шее. Противно, хлипко, внутри все пульсирует, словно кто-то точно и четко долбит молотком по затылку.

- Тебе не спасти его, – устало бросает Кирилл.

Он утешительно гладит меня по голове, пока я пытаюсь понять, где я и что со мной происходит. Дезориентированная, я чувствую горячий язык на губах, которых собирает маленькие капли крови, обжигающее, колючее прикосновение. Меня тошнит от этого. В сознании опять проплывают воспоминания о том, как эта скотина швыряла меня в грязь, в блевотину, всё в том подвале, как он тянул ко мне свои мерзкие руки. Его шрам через всю щеку. Его движения во мне, его огромные грязные пальцы внутри меня. Я падаю на колени, одновременно захлебываясь кровью, потому что пытаюсь дышать носом, и кровяные сгустки засасываются в глотку. Меня рвет. Жаль, что мой завтрак сейчас на полу этой каморки. А потом желчь. Кислый привкус во рту, перемешанный с металлическим привкусом крови. Нутро как будто обожгли. По скуле все ещё стекает кровь. Я дрожу от боли, от страха, от отчаяния. Слезы и кровь смешиваются на щеках и стекают вниз, ко рту, от чего меня снова и снова рвет. Руки трясутся, я сейчас выблюю все кишки к чертям. Сил нет. Когда темные круги перед глазами расходятся, я вижу, что я осталась одна. Наверное, Кирилл не выдержал смотреть на меня такую, не смущенную, не сексуальную, не желанную. Чего же ты не ударил меня снова, гнида? Посмотрел бы, как я тут умираю в собственной желчи, а что такого? Ты же у нас главный извращенец века! Долбанная тварь.

- Тварь… – вторю я своим мыслям.

Подняться нет желания, не то, что сил. Я медленно ползу к матрасу, почти выпотрошенному, с окровавленной простынью, переваливаюсь на него с грязного пола и закрываю глаза. Почему я не положила что-нибудь из аптечки с собой? Отрываю кусок простыни и прилаживаю к виску, чтобы кровь не лилась в глаза, потом и к носу, и так поочередно. Потихоньку кровь останавливается. Отвлекаю себя тем, что представляю, как образуется тромб, и от этих мыслей меня снова рвет. Переворачиваюсь набок, чтобы не заблевать матрас. Как же здесь мерзко. Это место высасывает силы. Черт, что со мной? Я была такая уверенная, такая решительная всего час назад. Я все исправлю, клянусь сама себе. Я придумаю, как отсюда выбраться. Или я не я.

POV Волди

А что мне ещё остается? Моя подруга в полном дерьме, и я не оставлю её там одну. Моя подруга и мой друг. Андрей успел стать для меня другом, пока я была в больнице. Сейчас, вспоминая об этом, время кажется мне до жути смешной штуковиной. То минута тянется как час, а то неделя проносится как день. Что делать и как её спасать, я понятия не имела, но когда мне это мешало? Для начала было бы неплохо разобраться конкретно, с чем, или кем, мы имеем дело. Со слов Вики, Кирилл – самый последний говнюк, гей и мазохист, которому был нужен Андрей. Так, пока понятно. Рома – его личный сорт сучки, который к тому же является его слугой-собачонкой-подданным. Но почему он не может уйти, немного не понятно. Идем дальше: Артем. Со Стальцевым мне вообще ничего не было понятно. Он хотел помочь Кириллу заполучить Андрея, при этом убив меня – тут я выгоду вижу для него ясно – а потом, когда дело пошло не так, когда отравилась не я, а Вика, ему это тоже не помешало. Он притворился, что поможет Андрею, но не помог, а только усугубил дело, потому что Андрей сейчас торчит у черта на куличках вместе с Викой, кстати, которая своим появлением в этом притоне должна была спасти мистера Фейта. А теперь я должна спасти их обоих. Немного «Санта Барбара», не находите? Если все предыдущие пункты я хоть как-то смогла связать воедино, то с одной проблемкой была неувязочка – я не могла понять, почему Кирилл, если Андрей на него давно работает, не мог просто посадить его в подвал в любой момент. Что ж ему мешало? Хм, как будто мне кто-то позволит об этом узнать. Но просто, зная мотивы, можно предположить исход событий и тогда уже продумывать план действий. Звучит, конечно, умно, но на деле все гораздо хреновее. Надо что-то делать прямо сейчас, вот в эту самую минуту.

Я слонялась по дому, постоянно застывая на одном месте где-нибудь в середине коридора. Прислонялась спиной к стене и съезжала на пол, рыдая. Вот люблю я поистерить, такая я дурная. Безысходность – новое слово в моем словарном запасе, которое преследовало с того момента, как Вику забрали в первый раз. Ха, в первый раз. Я уже подсчитываю, сколько раз её забирали. Безысходность становится моим вторым именем. Я не знаю, что делать, как ей помочь. И по правде, мне ужасно страшно, что я ничего не смогу сделать для друзей. У меня нет другого выбора, кроме как поговорить с Артемом. Эта мысль и нравится, и не нравится мне одновременно. Причин объяснять множество, но хватит лишь того, что он злой безнравственный ублюдок, который занимает половину моих мыслей в голове.

- Можно?