На самом деле она только казалась решительной, внутри у нее все дрожало от страха. Обалдевший нейтрофил опустился перед ней на колени, обвил ее руками, прижался к ее животу щекой, счастливо вздыхал и говорил о том, как он рад, что она наконец-то согласилась принять его любовь. После и вовсе упал ниц и неожиданно начал целовать ее ноги, поднимаясь все выше к точке их схода. Через пару минут NT-4201 суждено было узнать, что тот ловко владеет языком не только для болтовни. Страх быстро уступал место приятным ощущениям, напряжение уходило, и NT-4201 думала о том, что семпай была права, и если все остальное также приятно или даже лучше, то, возможно, зря она так долго ломалась.
Окрыленный счастьем U-4989 обцеловал каждый ее миллиметр и даже лизал в некоторых местах, пока у разомлевшей эритроцит не подкосились от слабости ноги. Тогда он подхватил ее легко, как пушинку, и отнес на свое узкое ложе, где продолжил осуществлять самые заветные мечты. Его стараниями NT-4201 вскоре разогрелась и начала проявлять ответную инициативу, обещая, поистине, незабываемую ночь, должную стать достойным тестом на прочность его старенькой койке.
Утром гордая клетка поспешила тихонько удалиться, оставив любовника одного. Аккурат после этого U-1146 заглянул к приятелю, чтобы узнать, пойдет тот на плановый обход легких вместе со всеми или догонит позже. Тот валялся на полу среди разбросанных постельных принадлежностей, широко раскинув руки в стороны, и по-идиотски улыбался.
— С тобой все нормально? — спросил U-1146.
— Это была лучшая ночь в моей жизни! — невпопад ответил приятель, разразился счастливейшим «а-а-ах!» и захрапел. Видимо, ночь и правда была слишком бурная.
P. S.
Прошло совсем немного времени. У U-4989 с NT-4201 все было хорошо. У АЕ-3803 с U-1146 так вообще прекрасно. Кэп и NK в кои-то веки были замечены не за каким-нибудь непотребством или дракой, а за романтическим ужином, во время которого держались за руки. (Что было успешно заснято дендроцитом на долгую память.) В-лимфоцит и тучная клетка, наконец, помирились. Правда, когда та была не в духе, он старался избегать общения с ней и отсиживался у клетки памяти. Базофил и эозинофил продолжали тайком встречаться, упорно не желая афишировать свои отношения. У госпожи менеджера и остальных знакомых АЕ тоже все было очень и очень неплохо. Что касается менеджера AА-5100, так та была, так сказать, в поиске. Она уже успешно успела сменить несколько любовников и изменила DB-5963 с U-2048 и U-2626, причем сразу с обоими. Но это уже совсем другая история.
========== Это судьба ==========
Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что все в этом мире предрешено? Судьба человека, возможно, записана где-то там, среди мириад звезд вселенной, на мистических небесах или где-то еще. А уж судьба каждой клетки не только предопределена, но и более чем известна. Казалось бы. И все же, несмотря на всю эту предопределенность, на строгое подчинение своему порядку и прочие условности, в жизни организма постоянно случаются всякого рода необъяснимые явления, порой заставляющие задумываться если не все, то отдельные клетки точно.
АЕ лежала, прижавшись к любимому лейкоциту. Они оба последнее время слегка пресытились страстью и были в том настроении, чтобы просто полежать обнявшись или поговорить. Она вдруг начала вспоминать о том, как они познакомились, и о том, какие странные события сопутствовали этому.
— Я вот все думала, в организме более тридцати семи триллионов клеток. Почему мы так часто встречались? — спросила АЕ, припоминая, что еще давно задавала ему этот вопрос. — Ну до того, как ты пригласил меня к себе жить, — уточнила она.
— Должно быть, это судьба… — выкрутился U-1146. Ему до сих пор было стыдно признаться, что он за ней «присматривал». Ведь она очаровала его с первой встречи, такая милая…
АЕ, подхватив благодатную тему, тут же стала рассуждать о судьбе, но он ее не слушал. Под звуки ее милого голоса U-1146 сам ударился в воспоминания о том, как они впервые встретились. Он помнил, как уже при первой встрече с ней у него возникло странное чувство, будто они уже давно знакомы, и сам не мог сказать наверняка, чем она его так проняла, но каждый последующий раз, когда она налетала на него или нуждалась в помощи, что-то екало у него в груди, и там разливалось божественное тепло, на бледном лице загорался румянец, хотелось взять ее за руку, прижаться к ней… Просто она ему нравилась. Очень.
Он ласково стал называть ее «Красненькой». Он испытывал к ней нежность, какую только одна клетка способна испытывать к другой. В ней все без исключения, даже недостатки, казалось милым. К примеру, она была неловкой и все время плутала, однако не было ничего лучше той приятной неожиданности, когда в его грудь утыкалась знакомая красная головенка…