Нужен был человек, работавший в советские годы в архиве горсовета, а ныне живой и на пенсии. Версия была наготове.
Такого старичка Вадим нашел через городскую библиотеку. Скучающей за стойкой девушке Наине с глазами цвета зрелых маслин и черными же локонами до плеч Вадик, неотразимо улыбнувшись, представился Андреем из Санкт-Петербурга. Знает, что родной его дядька по фамилии Ребров Иван Сергеевич (сходу придумал) в былые времена работал в этом городе каким-то советским начальником невысокого ранга. Мама, сестра его, давно потеряла с ним связь. Перед смертью просила найти, повидаться, но ни адреса, ни телефона нет.
Наина понятливо кивнула, ненадолго скрылась в лабиринтах стеллажей и милостиво притащила старый справочник учреждений и организаций Круглогорска с фамилиями руководителей горкома партии, городского Совета и многих хозяйственных и бытовых служб. Вадик быстро нашел нужные страницы. Отдел организации услуг населению почти все те годы возглавлял некий Бандуров Игорь Савельевич. Замом у него трудился Дороднов Михаил Львович. Все! Если померли, надо придумывать что-то другое.
Вадик посетовал девушке Наине, что, мол, такая жалость, фамилии не нашел. И попросил телефон горсправки. Получив его и одарив восточную красавицу поцелуем в ручку, Вадик из телефона-автомата сделал звонок. Услуга, как и ожидалось, оказалась платная, уличный автомат здесь «не канал». Узнав адрес, Вадик через десять минут подъехал к небольшому, весьма невзрачному зданию, где левое крыло, судя по стрелке на вывеске, занимала искомая контора.
Полная блондинка в окошке «Информационной службы Круглогорска» приняла деньги и через пять минут выдала адрес и телефон Дороднова Михаила Львовича. Бандурова, увы, в базе не оказалось. Велик был соблазн поинтересоваться, как и когда создавалась сама база, но Вадик сдержался. Это могло вызвать подозрения и лишние вопросы.
По дороге ему пришло в голову сравнение, заставившее улыбнуться: Остап Бендер добывает в славном городке Старгороде у архивариуса Варфоломея Коробейникова ордера на заветный гарнитур Гамбса.
Дверь открыл давно не брившийся юноша в донельзя потертых рваных джинсах, замызганной, расстегнутой до пупа ковбойке и шлепанцах на босу ногу. От юноши разило убийственной смесью, возможно, всех спиртосодержащих жидкостей, что имелись в ассортименте славного города Круглогорска.
— Добрый день, мне бы Михаила Львовича повидать.
— Он тебе зачем? — с хамоватым вызовом поинтересовался парень, нетвердо стоявший на ногах.
Вадик начал плести про покойную матушку, дядю и моральный долг, но тотчас прочел в мутных глазах юноши, что ему все это по фене — лишь бы обломилось на бутылку. Вадик немедленно воплотил мечту в реальность. Парень сунул стольник в задний карман и провел его за пыльные потертые портьеры в узкую комнатенку, где задернутые грязно-серые шторы обеспечивали тоскливый полумрак. На диване лежал человек с высохшим, как у мумии, белесым лицом. Его неподвижный взор устремлен был в потолок, «декорированный» лоскутами сухой отслоившейся штукатурки и бурыми разводами — орнаментом, созданным временем и протечками.
— Говори громче, он глухой, — предупредил юноша и проорал уже для больного: «Дед, я в магазин, а это мужик хороший, кореш мой, ты ему помоги, ага!» — и испарился.
Вадик представился и повторил легенду, стараясь говорить отчетливо и звучно. Старик не менял позы, словно и не замечал присутствия постороннего. Наконец, разомкнув сухие губы, заговорил не слишком внятно, но громко, что свойственно людям тугоухим.
— Я лежачий. Парализовало три года назад. Реброва Ивана Сергеевича не помню, не знал такого. Хотя странно: он, получается, в мои годы работал, я всех вроде знал из партийно-советского руководства, из актива. Странно… — и старик повел глазами вправо, в сторону визитера. И Вадик вдруг прочел в них, едва открытых и затемненных полумраком утлой комнатенки, настороженность и подозрительность. Догадка тотчас подтвердилась
— Да, справочной службой наш отдел ведал, точно, — продолжил старик Дороднов. — Ее, как перестройка началась и весь этот бардак, Игоряшка Бандуров, мой начальник, под себя перевел. Он ведь, как и я, из органов был, к документам относился ответственно. А потом я на пенсию ушел, Игоряшка умер от рака, ну, и не знаю я, куда эту картотеку подевали.
Вадик-Жираф приуныл. Скрывать не было необходимости: по легенде все естественно. Он встал, собираясь уйти. И тут впервые за все эти дьявольские дни удача улыбнулась ему. Если, конечно, не считать таковою труп Седого на лестничной клетке.
Старик вновь скосил на него узкий слезящийся глаз.
— А ты, милок, не первый тем архивом интересуешься. Год назад приходил один — тоже родственника искал. Но я догадался. Меня не проведешь. Полжизни в органах, как-никак. Совсем другой человек нужен тебе, как и тому.
Вадик состроил недоуменную мину и хотел было вслух удивиться, но старик Дороднов прервал…
— Папашей его интересуетесь, Захаром Ильичем…
— Простите, кем-кем, — словно бы не расслышал Вадик, с трудом сохраняя личину простака.