Клевета

— Поищи ее там, наверху, — посоветовал он, мучаясь от того, что приходится выдавать их общий с Магдален секрет. Но им там больше все равно не встречаться, и надо лишить это место его магического обаяния. — Я замечал, что Магдален иногда уединяется там, когда чем-то расстроена.

— Но чем она может быть расстроена? — раздраженно спросил Эдмунд, глядя, как на перевозной сцене разыгрывается действо. Актер, напялив на себя ослиную шкуру, изображал из себя Валаамову ослицу. Делал он это с большим энтузиазмом, явно переигрывая, но его ужимки вызывали взрывы веселья у собравшейся публики — как у знатной, так и у черни, столпившейся во дворе: позабыв про свои обязанности, слуги пялились на потешное зрелище.

— Она не выносит своего двоюродного братца, — понизив голос, сказал Гай. — Но не следует позволять ей демонстрировать это при всех. Какое бы отвращение ни вызывал у нее д'Ориак, она должна уметь держать себя в руках, находясь в его обществе, в противном случае ничего, кроме неприятностей, она не добьется.

— Пойду приведу ее, — заспешил Эдмунд. — Скажу, что ей незачем бояться д'Ориака.

Гай кивнул.

— Именно так, по крайней мере, в данный момент. В нынешнем своем положении он ничего не сможет предпринять, а вот дальше… Тебе надо быть настороже, мне кажется, он вынашивает какой-то план.

Эдмунд сжал губы.

— Я не допущу, чтобы моей жене был причинен какой-то вред!

Между тем Шарль д'Ориак стоял чуть в стороне от круга хохочущих и аплодирующих зрителей, украдкой поглядывая на Гая и Эдмунда и гадая, что же явилось поводом для их тихой беседы в укромном уголке двора. Может быть, они говорят о нем? На губах Шарля промелькнула довольная улыбка: они могут принимать какие угодно меры, но против его оружия все будет бессильно, и оружие это уже у него в руках.

У Магдален был очень испуганный вид, когда муж толчком распахнул дверь в бастионное помещение. Девушка сидела на своем излюбленном шестке — каменном подоконнике.

— О, милорд, как вам пришло в голову искать меня здесь?

— Мне посоветовал это лорд де Жерве.

Она вздрогнула, как будто ее ударили по щеке, и, не проронив ни слова, снова отвернулась к окну.

— Тебе следует пойти к гостям, — сказал Эдмунд, входя в комнату. — В самом деле, Магдален, это верх невежливости — так внезапно уходить, а потом столько времени отсутствовать.

— Знаю, — она снова повернулась к нему. — Но для меня совершенно невыносимо общество кузена. Это давно и, к сожалению, навсегда.

— Да, лорд де Жерве говорил мне. Но это не дает тебе права вести себя невежливо, — он говорил серьезно, смущаясь от того, что вынужден бранить и воспитывать жену, но в то же время получая от этого некоторое удовольствие. Он должен проявить власть, и воспользоваться этой властью в отсутствии посторонних было непривычно, но приятно.

— Я его не переношу, — повторила она тихо, но жестко. — Он желает мне зла, Эдмунд!

— Я не позволю ему причинить тебе зло, — он взял ее руку неуверенно, опасаясь, что Магдален ее вырвет. Но она этого не сделала.

Гай де Жерве говорил ей то же самое, и в душе она верила ему. Магдален сомневалась, что муж в состоянии так же надежно защитить ее от опасности, но не хотела, чтобы Эдмунд догадался о ее сомнениях. Поэтому она улыбнулась и соскользнула с подоконника.

— Да, — сказала она. — Я знаю, что ты не позволишь этому случиться, Эдмунд. Давай вернемся к гостям: им может показаться странным, что хозяин с хозяйкой так долго отсутствуют.

Шарль д'Ориак следил за каждым их шагом. План был давно разработан, но привести его в действие можно было только после отъезда в Англию Гая де Жерве. А пока Шарль не упускал ни одного удобного случая, чтобы понаблюдать за этим, как он считал, любовным треугольником. На закате, перед вечерней, наконец он увидел младенца — дочь Эдмунда де Бресса.

Леди де Бресс в компании гостей гуляла по фруктовому саду; расположившись в розарии, менестрели исполняли свои песни, и день незаметно перешел в вечер. Магдален несла на руках ребенка, и по ходу прогулки, отвлекшись от разговора, улыбнулась проснувшейся девочке, серые глаза которой с безмятежным интересом изучали мать.

— Ваша дочь, миледи?

Магдален чуть не подпрыгнула от этого замечания д'Ориака, и руки ее инстинктивно сжались, чтобы защитить ребенка, который, испугавшись, раскрыл ротик и начал громко голосить.

— Тише, голубка моя, — прошептала Магдален, нежно покачивая дитя. Аврора умолкла и не мигая уставилась на сьёра д'Ориака.

— Красивое дитя, — заметил он. — А главное — волосы очень редкого цвета.

Он улыбнулся и искоса взглянул на Гая де Жерве, беседовавшего с гостями, но тоже не упускавшего из вида кузена и Магдален. Волосы Гая прямо-таки пылали в лучах заходящего солнца.

Похолодев и еле удержавшись на ногах, Магдален проследила направление взгляда д'Ориака. Рядом с Гаем стоял Эдмунд — с волосами черными, как вороново крыло.

Неожиданно для самой себя Магдален метнулась к этим двум мужчинам, ни о чем не успев подумать, но инстинктивно ища защиты для себя и для ребенка, в котором оба они души не чаяли.