Клевета

Магдален была исполнена сладким томлением и чувством физического удовлетворения, мысли текли плавно и спокойно. Ей хотелось распутать клубок своих чувств. Она думала о Гае и муже. Что Эдмунд жив, она не сомневалась, но перестала повторять об этом Гаю, чтобы не расстраивать его и не нагонять мрачных туч на небосвод их внезапно обретенного счастья.

Не сказала она ему и о том, что, судя по всем признакам, снова ждет ребенка. Открытие это преисполнило ее беспредельным счастьем, но она решила держать этот секрет в тайне как можно дольше. Кроме Эрин и Марджери, никто не знал о выкидыше, но, получив взбучку от Гая после случая на корабле, они держали язык за зубами. Это дитя, дитя Гая, будет для всего остального мира ребенком де Бресса, а некоторое расхождение в сроках за этими стенами и на таком расстоянии от Англии вряд ли кто заметит. Внук Джона Гонтского станет наследником поместья де Бресса, и ребенок Гая де Жерве всегда сможет быть рядом с матерью.

В глубине души Магдален понимала, что именно ей суждено распутать клубок, в котором все так запуталось. Гай, околдованный ее чарами, в какие-то минуты, казалось, готов просто довериться судьбе и ждать, куда она его вынесет, но Магдален знала: выбор за ней. Сумасшедшая Дженнет предсказала ей любовь и кровь. И прежде всего любовь, любовь мужчин. Если это и в самом деле ее судьба, то пока прозвучали лишь первые аккорды.

Размышления эти не мешали ей пребывать в состоянии приятного томления, наслаждаться теплом и ярким солнечным светом, подбирать из травы подточенные червем груши и поедать их сочную мякоть. Дочь Джона Гонтского и Изольды де Боргар не сомневалась в своей способности добиться желаемого, желаемого и возможного. Только бы не непредвиденные обстоятельства, из-за которых за их жизнь едва ли кто может поручиться.

В завешенной гобеленами комнате без окон расположились пятеро мужчин. Камин не горел, и свет шел от факелов, прикрепленных к стенам. Один из присутствующих сбросил с плеч короткий плащ, и, оставшись в короткой пестрой куртке, подошел к столу. Наполнив до краев кубок, он залпом осушил его.

— И все-таки Шарль не убедил меня, что похищение выгоднее для нас, чем убийство.

Говорящий был старше прочих, с седыми волосами и бородой. Лишь серые холодные глаза неопровержимо доказывали его принадлежность к клану де Боргаров.

— Речь идет о дочери Изольды, — спокойно заметил Шарль д'Ориак.

— Нам это известно, — раздраженно проговорил Марк де Боргар.

— Я хочу сказать, милый кузен, что она во всех отношениях дочь своей матери, — все с тем же спокойствием пояснил свою мысль Шарль.

В душном помещении установилось недолгое молчание.

— Ты полагаешь, что можно было бы… — Марк задумался, подбирая нужные слова, — можно было бы использовать ее, в тех же целях, что и мать?

— Изольду никто и никогда не использовал, — резко оборвал его старик. — Она всегда делала только то, что хотела, и обольщала только тех, кого хотела обольстить.

— Но Ланкастер?..

— В случае с Ланкастером речь шла о предательстве, — Бертран де Боргар, брат Изольды, знал что говорил: он своими глазами видел все происшедшее. — За это его ждет возмездие. Мы будет отомщены, и поручение короля будет выполнено. Еще раз повторяю: девчонка должна умереть.

Шарль д'Ориак помолчал, подыскивая необходимые доводы. Согласно традиции и этикету, слово старшего являлось законом, но перед тем, как будет принято решение, он имел право высказать свою точку зрения. После той встречи у дверей постоялого двора в Кале образ прекрасной девушки заполнил его душу беспокойством и лишил сна. Да, он попытался убить девушку, и если бы вышло все, как он задумал, его, возможно, не мучили бы сейчас воспоминания об приподнятых уголках рта, ясных и смелых глазах, стройной и грациозной фигуре, надменном и в то же время нежном голосе, один звук которого наводит мужчину на такие мысли, от которых перехватывает дыхание. Однако попытка ряженого монаха заколоть ее завершилась ничем; но теперь почему-то в нем все переворачивалось при одной мысли о том, что этому сказочному юному телу может быть причинен хоть какой-то ущерб, что этой красавице, ради которой можно пойти хоть на край света, суждено умереть.

— Милорд, — начал он. — Как очевидец заверяю вас: — Изольда воскресла в образе своей дочери. Муж девчонки мертв, и она наверняка понимает, что оглашение этого прискорбного для нее обстоятельства задерживается исключительно потому, что это сейчас невыгодно ее отцу. Поскольку она удалилась из сферы прямого влияния Ланкастера, вассальная зависимость дома де Брессов от Англии становится совершенно призрачной. У меня уже есть в запасе несколько идей, как отомстить Ланкастеру, не убивая его дочери. Просто однажды он обнаружит, что женщина, которую он убил, воскресла, и эта женщина — его дочь.

— Итак, ты упорно настаиваешь на своем, — Бертран сел, поглаживая окладистую бороду. Глаза его тускло сверкнули, и Шарль приободрился. — И что же ты будешь делать, похитив ее?