Когда крики и песни из зала внизу начали несколько ослабевать, Магдален зажгла от факела тоненькую свечку, и, выскользнув из комнаты в потайную дверь, понеслась по длинному темному коридору, так быстро, что едва не затушила свечу. В стенах коридора на разном расстоянии друг от друга были встроены двери, прикрытые с противоположной стороны гобеленами и платяными шкафами. Лишь дверной проем в комнату хозяина замка не был замаскирован, ибо вся схема тайных ходов и убежищ, разрабатывалась отцом единоутробного брата Гая — Жаном де Брессом в то время, когда он строил замок.
Магдален прислушалась, но ни одного звука в комнате не различила. Осторожно отодвинув смазанную щеколду, она толкнула дверь, и та немножко приоткрылась. Комната, как она и ожидала, была пуста. Пажи и оруженосец Гая следовали за ним неотступно, самое большее — он мог приказать кому-то из них осветить дорогу в спальню, перед тем как отправиться спать. Магдален прошмыгнула в комнату и закрыла за собой дверь — та, соединяясь со стеной, стала совершенно неразличимой. Погрев ноги у огня, Магдален задернула занавески бархатного балдахина на большой кровати, покрытой шкурами, затем залезла внутрь, в темноту, сняла халат и съежилась под тяжелым покрывалом в ожидании Гая.
Должно быть, она немного задремала, потому что внезапный звук близких шагов и голосов до смерти напугал ее. Как эти люди вошли в комнату, она не заметила. Гай о чем-то беседовал с пажом Стефаном, пока тот помогал ему снять одежду и надеть халат. Разговор касался главным образом происходящего в большом зале; юноше давались ценные советы о пользе умеренного употребления хмельных напитков. Магдален уселась на кровати, крепко обняв колени.
Когда Стефан подошел к балдахину и собрался отдернуть занавески, Гай поспешил остановить его:
— Не надо, оставь это. Теперь ступай спать.
Задернутые занавески не ускользнули от его внимания, и как только дверь за полусонным и изрядно подвыпившим пажом закрылась, он уселся возле камина и стал ждать, что предпримет Магдален.
Готова Магдален вынырнула из-за занавесок.
— Я желаю вам спокойной ночи, милорд.
— А я вам, миледи, — любезно откликнулся он.
Магдален насмешливо прищурилась.
— Вы, кажется, изрядно выпили, милорд?
— Ничуть.
— Но все остальные — точно упились.
— Все остальные пьяницы и пропойцы, — согласился он. — Меня, кстати, удивляет, отчего вы так долго не уходите спать?
— И в самом деле, сэр! — она отдернула занавески в стороны и легко спрыгнула на пол. — Если вы намерены просидеть так всю ночь, мне придется составить вам компанию.
Он распахнул свои объятия, и она уютно примостилась у него на коленях, теплая, мягкая, обнаженная, положив голову ему на плечо. Его руки пустились в неторопливую охоту, затем, поднявшись вверх, ухватили ее за подбородок, и вот уже губы слились в поцелуе, таком же неторопливом, как и предыдущие ласки.
— Ты вела себя на редкость беспутно этим вечером, Магдален.
— Может быть, и да, — согласилась она, и смех ее зазвенел, словно колокольчик. — Впрочем, едва ли беспутнее вас, милорд де Жерве.
Тот засмеялся, вплотную приблизившись к ее лицу.
— Урок оказался более чем уместным?
— И более чем сладостным.
— Пожалуй, — согласился он, и поудобнее посадил ее на колено; теперь он мог отчетливее ощутить роскошные закругления ее тела. Ее шелковистая кожа заволновалась от его прикосновения, она выгнулась и что-то тихонько запела — как всегда, предельно чуткая и отзывчивая, сама чувственность и обещание плотских утех.
— Мне нужно кое-что сказать тебе, — прошептала она ему на ухо, и де Жерве ощутил прикосновение ее горячего влажного языка, тихо застонал от ощущения тепла и тяжести на коленях, тело его судорожно затвердело.
— Говори быстрее, любовь моя, пока я еще способен что-то слышать.
— Я беременна, — эти слова, прошелестевшие, словно тростник на ветру, подействовали на него как удар хлыста.
Руки Гая застыли. Так вот что в ней было необычного, вот что было причиной тех неопределенных изменений, которые он наблюдал в ней последние недели!
— Ты не рад! — она посмотрела на него с тревогой.
Да, с одной стороны, на него накатилось небывалое в его жизни счастье. Но с другой… Он отбросил в сторону это другое и сказал:
— Я рад, любовь моя, и я никогда так не был рад, — он ласково улыбнулся, смахивая с ее лба темный локон. — Я, конечно, мог это предвидеть, но были и некоторые сомнения.
— По-видимому, это произошло в самый первый раз, — сказала она. — Эрин уверена, что ребенок появится на свет в мае или июне.
Гай прикинул. Ребенок Эдмунда мог бы появиться в марте-апреле. С некоторой натяжкой их ребенок мог сойти за наследника сьёра Эдмунда де Бресса. Мысль эта не доставила ему ни радости, ни облегчения.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.
— Чудесно, — она обвила руками его шею. — И чудесно в первую очередь потому, что ношу под сердцем именно твоего ребенка.