— Ты переедешь из женского крыла в господские комнаты. — Гай, казалось, был совершенно спокоен. — Когда твой муж прибудет, тебе следует находиться там.
— А ты?
— Я размещусь в гостевой комнате, а сразу по окончании турнира мне придется вернуться в Англию.
— Ты не можешь уехать! Ты не можешь уехать и оставить меня здесь!
— Пойдем со мной, — он подождал, пока она слезет с подоконника, и направился к двери. — Пойдем со мной.
Окаменевшая от безучастного выражения его лица и предчувствия того, что он собирается сделать что-то непоправимое, а она не может этому воспрепятствовать, поскольку не знает, что может быть, она, еле передвигая ноги, последовала за ним по коридору и затем — на солнечный двор. Там кипела повседневная жизнь: сновали туда-сюда слуги, звучали голоса, лаяли собаки, с лесов над будущей ареной, которую предполагалось возвести на ближнем холме, долетал звон молота, из труб над кухней валил густой дым, и запах жареного мяса наполнял воздух, смешиваясь с кислым запахом дрожжей из пивоварни и острым навозным духом из конюшен. Обычный майский день, только все охвачены предвкушением предстоящего турнира: ведь надо принять около пятидесяти рыцарей, их дам и слуг, которых необходимо расселить, накормить и развлечь, да так, чтобы не уронить при этом чести де Брессов.
Гай так быстро шагал к часовне, что Магдален еле поспевала за ним. В часовне было сумрачно и прохладно, пьянящий запах ладана, оставшийся с дневной службы, смешался с запахом свечей, зажженных у надгробия Св. Франциска, покровителя семейства де Брессов.
Надгробие располагалось в нише, украшенной колоннами, справа от алтаря; именно туда и направился Гай, по-прежнему не говоря ни слова.
У надгробия он зажег еще одну свечу и сжал ее в ладонях. Магдален ощутила себя придавленной торжественностью обстановки, в ее сердце закрался страх.
— Зачем мы здесь? — прошептала она; оказавшись перед лицом вечности, девушка с величайшим трудом находила слова, как человек, слишком долго притворявшийся немым и утративший способность к связной речи.
— Тебе придется поклясться над костями Святого Франциска, что никогда ни словом, ни делом, ты не дашь своему мужу Эдмунду де Брессу хотя бы малейший повод усомниться в твоей верности и его отцовстве.
— Выходит, я должна отречься от тебя… отречься от нашей любви, от всего, что было между нами?
— Да, именно так. Тебе придется все это забыть, — мрачно сказал он. — Поклянись на костях Святого Франциска, что ты не дашь своему мужу ни малейшего повода заподозрить нас в том, что произошло.
— А если я этого не сделаю? — она судорожно сглотнула, осознав всю глупость и неуместность своего вопроса. Если он хочет отречься от нее, если она больше не нужна ему, какой смысл во всем ее упорстве?
— Клянись! — взяв руку девушки, он положил ее на холодный мрамор изваяния. Высоко поднятая вверх свеча одиноко мерцала в холодной пустоте ниши, и горячая капля воска, упав Магдален на ладонь, странно контрастировала с могильным холодом ее раскрытой ладони.
Магдален снова сглотнула.
— Почему ты хочешь, чтобы мы навсегда расстались?
— Клянись! После этого ты исповедуешься, и святой отец отпустит твои грехи, — его голос был спокоен и мягок, но по повелительным ноткам было ясно, что никаких возражений он не потерпит.
— На костях Святого Франциска я отрекаюсь от нашей любви, — начала она глухим, срывающимся голосом, чувствуя, как дрожит ее рука на холодном камне, а душа кричит «нет» тем словам, которые он заставлял ее произносить.
— Клянись, что никогда не дашь мужу повода усомниться в отцовстве или заподозрить, что между нами что-то было.
Ее голова упала на грудь.
— Клянусь! — выдохнула она в холодный полумрак, и Гай освободил ее руку, чтобы самому положить ладонь на надгробие.
— Ты обретешь мир в Господе нашем, если только искренне этого пожелаешь, — сказал он тем же спокойным и мягким голосом. — Так же, как и я.
Они вышли из часовни на яркое солнце.
На следующее утро сьёр Эдмунд де Бресс должен был прибыть в замок, чтобы принять в свои руки управление доменом и вновь воссоединиться с женой. Магдален вместе с лордом де Жерве и группой из рыцарей-ленников выехала для встречи возвращавшегося сеньора на равнину за городом.
За две мили до замка Эдмунд наконец услышал набатный звон колоколов с четырех замковых башен; звук этот разнесся по утреннему воздуху, наполняя собой пространство над долиной, и хозяину замка стало ясно, что его узнали и спешат приветствовать. Сердце в нем лихорадочно застучало, кровь ударила в голову. Как там Магдален? Как она его встретит? Что с их ребенком? Эти вопросы он задавал себе все это время вновь и вновь, и вот теперь, меньше чем через час, ему предстоит получить на них ответ.