Клевые

— Успокойся. Я уже это устроила. Договорилась. Теперь милиция будет нас держать. За баксы, конечно. Но только самих. За баб они не в ответе, так и сказали, мол, никто не станет мотаться по городу с каждой сукой. И тебе советовали не выходить со двора! — повернулась к Егору. — Всякое может случиться. Теперь среди белого дня убивают прямо на улицах. И никто не вступится, не защитит. А отмахнуться не всегда успеешь, да ты и не сможешь, — поморщилась, отвернувшись.

Егор сжался в комок от этих слов. Стало обидно. Его впрямую упрекнула сестра. Значит, он становится обузой, раздражителем. И его скоро назовут нахлебником, дармоедом.

— Нет! Надо что-то придумать! Нельзя впадать в зависимость к бабе, даже если она родная сестра! — решает Егор. И, взяв за плечи Серафиму, позвал к себе в комнату.

— Заодно и Тонька остынет! Это верно, сынок! Она, когда деньги отдавать приходится, потом подолгу болеет. Натура такая! А сегодня ей и впрямь не повезло. Пошли от греха подальше. Пусть они сами тут кувыркаются, как хотят. Алешку с собой возьмем. Пусть с нами побудет малыш. Ему не след спозаранок пакостное видеть. А мы сами побудем. Как когда-то, — взяла Серафима Алешку за руку и поплелась сутуло следом за Егором, устало волоча ноги.

Антонина уже говорила по телефону. Нашлись клиенты. Настроение поднялось.

ГЛАВА 5 ГРУСТНАЯ КОБЫЛА

Оксану так называли хахали. Эта кличка закрепилась за нею и в доме Серафимы. Поначалу баба обижалась. Но когда ее поставили перед трюмо, откомментировав внешность объективно, Оксана умолкла.

Оно и впрямь. Лицо, вытянутое в огурец, длинные крупные зубы, толстые, бесформенные губы, ноги, выросшие прямо из пупка, и руки, какими могла обнять себя, сцепив пальцы на спине.

Даже после ванной от нее за версту несло потом, терпким, тошнотворным. Да и ходила баба не как другие, а вприскочку, будто всегда была под седлом.

Недаром, увидев ее впервые, Егор обронил удивленно:

— Ну и лошадь!

Оксана, входя в дом, едва не выбивала головой дверную коробку. Рост у нее был, как у хорошей кобылы — почти два метра.

Редкие прямые волосы спадали на лоб линялой челкой, похожей на старую мочалку. И только глаза у бабы были запоминающимися

— карими, грустными, влажными.

Ей еще в детстве говорили, что она похожа на обезьяну, сбежавшую из зоопарка. Клиенты старались не оставлять ее до утра, чтобы, увидев в дневном свете ночную подружку, не возненавидеть до конца жизни весь бабий род. И не вернуться к жене окончательным импотентом.

У Оксанки был свой постоянный хахаль, который, несмотря на все недостатки, забирал кокотку, случалось, на неделю. А натешившись вдоволь, возвращал восвояси.

Это был патологоанатом, работавший в морге на окраине Москвы. Он и жил в небольшом доме рядом с моргом, неподалеку от кладбища.

Старый холостяк, он никогда не имел семьи, обходился случайными знакомствами, какие предпочитал не затягивать, чтобы не привыкнуть.

Оксанка стала исключением. И врач, не опасаясь привязанности к этой бабе, приводил ее в дом. Он был вдвое старше Оксаны.

Вот и сегодня позвонил Антонине. Сославшись на пустующий морг, пошутил, что нынче люди предпочитают уходить из жизни, минуя его. Попросил прислать к нему Грустную Лошадь, стобы хоть как-то скоротать время.

— Оксана! Твой чувак объявился! Зовет! — вышла на кухню Тонька.

Бабы сидели за столом, пили кофе. Оксанка лениво потягивала из чашки черный кофе и, услышав о клиенте, не вскочила обрадованно. Она вообще не любила торопиться. Несмотря на кобылью внешность, баба была очень медлительной и ленивой. Оттого заду бабы позавидовала бы любая лошадь.

— Оксанка! Этот твой кладбищенский чувак хоть ничего как мужик? — спросила Нинка.

— Ему не баба нужна! Он общеньем со мной дорожит! — оскалила Оксана зубы.

И Нинка, мигом отвернувшись, заметила недоверчиво:

— Так уж за одно общенье стал бы он платить! Да и о чем с тобой говорить?

— Находим общие темы, не скучаем. Было б плохо со мной, другую позвал бы.

— С ума сошла! Кто же добровольно попрется к нему на кладбище? О какой любви там говорить? Кровь в жилах стынет! — передернула плечами Нинка.

— А они любовью на кладбище занимаются! Прямо в морге! Средь дохляков! Чтоб потом этому трупному жуку работалось легче, после ухода нашей Лошади! — заметила Юлька.

Оксана даже взглядом ее не удостоила.

— А ты в морге была? — спросила Наташка.

— Конечно! Все через него пройдем. Бояться нечего! Только отсталые, недоразвитые бабенки визжат, падают в обморок при виде покойника, не думая, что и самим той участи не миновать…

— Ты своего хмыря с покойниками не путала? — рассмеялась Нинка.

— Дура! — встала баба из-за стола и пошла одеваться в свою комнату.

— Ни пуха, ни пера тебе! — пожелала Роза вслед Оксанке, громко хлопнувшей дверью.

Баба хорошо знала предстоящий маршрут. И, добравшись до нужной остановки, шла к моргу задумавшись.

Последнее время у нее было немного клиентов. И Оксанка поневоле начала задумываться над своим будущим.