Клянусь, я твоя (СИ)

Бедный мой папа… Он был уверен, что Кейн – это лишь временное подростковое увлечение. А теперь он говорит, что поставит на окна решетки. Сюр... Но я даже не уверена, что папа не способен воплотить эту сумасшедшую мысль в жизнь. Он не понимает, что собственноручно лишил меня главного смысла жизни. Я больше не могу видеть Кейна. Я не могу слышать его голоса, говорить с ним, даже элементарно узнать, как он и что с Оливией. Я должна что-то придумать. Иначе я этого просто не вынесу. И только бодрый мамин голос из-за двери заставляет мое сознание пробиться сквозь толщу бессильной, сжигающей душу апатии:

– Кимберли, поднимайся, пора завтракать.

За ней почти сразу же открывается дверь и на пороге появляется моя мама. Я перевожу на нее совершенно безразличный взгляд, вижу, как резко опускаются ее плечи и легко покачивается голова. Было очевидно, что ей не нравится видеть меня такой разбитой и безразличной ко всему, ее это волнует, но при таких обстоятельствах она никак не может исправить ситуацию.Прости, мама, но ты правда не можешь помочь мне.

Дверь за ней тихо закрывается, а я еще долго смотрю в белую стену, лежа на животе, затем переворачиваю лицо на другую сторону и накрываю голову подушкой. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и медленно их открываю. Кажется, я была жива так давно — несколько жизней назад.

48

- Доброе утро, - невнятно буркаю я, высовывая свободный стул. Мое сердце глухо бьется в груди, в ногах усталость, от былой бодрости не осталось и следа: во мне как будто лопнул большой мыльный пузырь, когда-то наполненный радостью и надеждами. Мне не хочется здесь находиться, есть тоже. Просто встать с кровати и выйти к родителям для меня оказалось самым настоящим подвигом. Все вокруг кажется мне серым и пустым, даже воздух, которым я дышу, отчаянно жмет на грудную клетку.

Я ничего не хочу и просто страшно вымотана изнутри. Меня словно прокрутили через мясорубку, как эти куриные котлеты на тарелке; я на грани отчаяния, но оно какое-то глухое, будто не может пробиться через толстый слой апатии, насевший на меня сверху густым слоем.

Все семейство уже собралось за столом. Папа бросает на меня недобрый взгляд и разрезает куриные котлеты в своей тарелке.

– Садись, Кимберли, – он забрасывает в рот кусочек мяса, привычным жестом откинув галстук на плечо. Я опускаюсь на стул, вяло приподнимая приборы. – Мама сказала, ваш поход к гинекологу вчера прошел вполне сносно. Ты приняла таблетку, молодец. Но в ближайшее время можешь забыть о прогулках и встречах с друзьями.

– Что? - я так и застываю с приборами в руках, едва подняв их. - Вы же не собираетесь запереть меня в четырех стенах?

- Именно.

Я чуть не задыхаюсь от такой несправедливости.

– Но папа, мне уже восемнадцать! Вы серьезно хотите держать меня здесь силой, как пленницу?

– Никто тебя не держит силой, не преувеличивай, – жестко отрезает отец. Его взгляд давит на меня. Я не выдерживаю и опускаю глаза. Отец возвращается к своей еде. – Ты всего лишь отсидишься несколько дней, пока все не утихнет. А дальше посмотрим.

Если у меня и появляется желание возразить, встать на свою защиту и яро отстоять свои границы, то оно быстро гаснет и я понимаю, что я полностью опустошена. У меня совсем не осталось сил, даже на злость. Может, действительно, мне стоит вести себя тихо и таким образом усыпить бдительность родителей... Хотя, я уже ни во что не верю.

– Можно, ко мне хотя бы Элайна придет? – я тихо спрашиваю отца, исподтишка бросив взгляд на маму. Она сегодня необычно молчалива.

– Чтобы ты воспользовалась шансом и связаласьсним? – я буквально слышу, как зубы отца скрипнули. – Нет уж, Кимберли, это исключено.

Отец срывает с шеи салфетку, бросив ее на стол, и подносит стакан с соком, отпив. Я не свожу с него взгляда.

– Что мне тогда прикажешь делать? – В моих глазах все же загоряется искорка гнева. - Хочешь, чтобы я здесь совсем одичала?

- Ну почему же. У тебя есть книги и телевизор. Кажется, ты как-то жаловалась из-за больших нагрузок в школе. Вот, отдохнешь, как следует, наберешься сил. А мама за тобой приглянет, – сложив приборы на тарелке, папа встает из-за стола, высунув стул. – Прости, Кимберли, но придется немного потерпеть. Это для твоего же блага.

– Для моего блага? Да что ты вообще знаешь об этом, папа! – кричу я ему в спину, только он меня уже не слышит.

49

Я в бессилии выдыхаю, когда за отцом закрывается входная дверь.

– Мам! – мой голос тут же звонким отчаянием отбивается от стен. – Ну скажи хотя бы ты!