К сожалению, вскоре обман открылся. Отец одного из соучеников работал в милиции, и вскоре в школе узнали о Никите и его семье столько подробностей, что жизнь бедолаги осложнилась еще сильнее. Именно тогда, вступив в трудный подростковый период, он стал крутиться под ногами у старшего брата Андрея, встречать его гостей, подслушивать их разговоры, подглядывать за их занятиями. В комнате брата шла другая, взрослая жизнь, там рекой лилось дешевое вино и вечно стоял туман от каких-то особых пахучих папиросок, пускаемых по кругу.
Правда, Андрей был старше Никиты на целых восемь лет, и он изо всех сил старался не допустить младшего братишку в свою компанию. Однажды, после того, как Котова-младшего выставили из комнаты, наградив подзатыльником и пинком в зад, он пригрозил отомстить и, обладая твердым, решительным характером, привел угрозу в исполнение. По сигналу Никиты милиция накрыла вертеп, в который превратил свою комнату старший брат. Всех этих длинноволосых тунеядцев и наркоманов упекли за решетку на долгие сроки, где каждый из них прочувствовал на собственной шкуре, что значит быть изгоем.
От отца Котов избавился более радикальным способом, напросившись с ним на рыбалку. Дело в том, что старикан не только взялся за старое, таская на дачу всяких малолеток, но еще и проворовался на овощной базе, которой его поставили заведовать. Началось следствие, отцу грозил большой срок с конфискацией или даже расстрел, тоже с конфискацией. Он бодрился, храбрился, пытался дозвониться прежним покровителям, но было ясно: в конечном итоге его посадят.
И что тогда? Оставаться без машины, без мебели, без крыши над головой? А сберегательные книжки, хранимые отцом в коробке из-под кубинских сигар? Все это отнимут у Котовых только потому, что какому-то старому хрычу постоянно нужны деньги, чтобы иметь возможность удовлетворять свою извращенную страсть? Нет, Никита не собирался мириться с подобной несправедливостью. С той рыбалки он вернулся один. Деньги в Сбербанке пропали, но все остальное удалось сохранить. И мать никогда не спрашивала сына, что в действительности приключилось с отцом. Но в последние минуты, находясь уже на смертном одре, прошептала:
— Гореть тебе в аду, Никитушка, ой гореть! Я буду молиться за тебя там. Но и ты церковь не забывай. Замаливай грехи, сынок.
— Хорошо, мама, — сказал Котов, но, как только закрыл матери глаза, сразу позабыл о своем обещании.
Он не испытывал страха перед Страшным судом и загробным существованием, потому что не верил в подобную чушь. Десятки миллиардов людей отжили свое на земле и померли, не совершив ничего значительного, не сумев даже толком распорядиться собственной жизнью. И на кой черт вся эта невообразимая масса бестолковых ничтожеств может кому-то понадобиться? Перевоплощать или воскрешать эти толпы не имеет ни малейшего смысла. Не станете же вы восстанавливать съеденные плоды с выплюнутыми косточками? Новые вырастут. В людях нет ничего такого уж особенного, чтобы нянчиться с ними и переделывать без конца. Бабы новых нарожают, как говорил кто-то из советских полководцев.
За минувшие годы Котов несколько пересмотрел свои взаимоотношения с вечностью. Помирать насовсем и навсегда ох как не хотелось. И тогда мало-помалу в умной Котовой голове стала складываться новая идеология. В соответствии с ней человечество делилось на две неравные части. Примерно 95 процентов сырья и 5 процентов полезного, качественного продукта. Сырье всякий раз смешивалось заново, на манер гончарной глины. А вот удачные заготовки типа Леонардо да Винчи, Шекспира и Наполеона сохранялись навсегда.
Неясно было, как и в какой форме они потом существуют, но в одном Котов не сомневался: его место среди этих немногих счастливчиков. А чтобы Боженька случайно не обошел вниманием по запарке, Котов окружил себя иконами в золоченых образах, обвешался всякими крестиками и ладанками и стал исправно наведываться в церковь по большим праздникам. Завел особые отношения с батюшкой, положил рядом с кроватью толстенную Библию в черном переплете, приобрел привычку креститься. Страх перед смертью не исчез окончательно, но отступил куда-то на задний план, где почти не портил настроения.
Вот и сегодня Котов начал день с того, что, закрыв глаза, немного пообщался с Всевышним, отправив ему пару личных запросов и сопроводив их заверениями в своем полнейшем уважении, любви и преданности. Потыкав перстами в лоб, живот и плечи, Котов плотно позавтракал, позанимался часа полтора деловыми вопросами, а потом призвал к себе Олега Летягина.
— Присаживайся, — сказал он, указывая ладонью на белый диван перед собой. — О делах наших скорбных покалякаем.
Котов был уверен, что фраза эта взята то ли из «Жития святых», то ли из какой-то прослушанной проповеди, и очень удивился бы, узнай он, что процитировал слова главаря банды Горбатого из всенародно любимого фильма «Место встречи изменить нельзя». Запали они в душу однажды, так просто не выбросишь.
— Осталось восемнадцать участков, — доложил Летягин. — Остальные уже принадлежат нам или на стадии оформления.