— Так ты что, думаешь, она и отравить Дану может?
— Думаю, да, сынок, и мать так думает. Если ты хочешь иметь наследника и дорожишь своей Дану-той — держи ты ее подальше от жены. Хотя все равно это ничем хорошим не кончится, — мужчина задум-чиво погладил свою рыжую бородку, — тут решать серьезно надо. И это придется сделать тебе самому.
— Я, отец, поеду к Дануте, спрошу у нее, по-чему она меня держит в неведении насчет своего по-ложения. Любая женщина сразу же сообщила бы о своей беременности.
— Дана, к тебе приехала подруга! — в дом вбежала одна из рабынь дома Ингмара. Данута вози-лась на поварне, занималась стряпней — готовила пряное мясо по-печенежски — бастурму. Она при-выкла в степи к этой своеобразной кухне, а сейчас ее нестерпимо тянуло на соленое и острое.
— Милана! — обрадовалась молодая жен-щина и побежала навстречу. А ее подруга не пришла пешком, как обычно, а приехала на небольшом савра-совом коньке, по-видимому, той же породы, что и Нильхи. Раскрасневшаяся Милана гордо восседала на лошади.
— Торкель мне тоже подарил коня! Я назвала его Фенном. — горделиво сообщила Милана
И действительно, хозяин Миланы не захотел отставать от брата и подарил любимой наложнице лошадь. Та была на небе от счастья. Да, и если честно сказать, Милану не баловали подарками. У нее пече-неги убили всю семью, девочку воспитывала небога-тая тетка, у которой каждый кусок был на счету. Так и оказалась Милана у Полонеи — чтобы не слышать попреков своей несправедливой родни, хотя она все съеденное отрабатывала с лихвой.
— И наряд у тебя новый! — обрадовалась за подругу Данута.
— Пойдем, посовещаемся! — позвала ее про-гуляться Милана, привязав своего Фенна к дереву.
— Послушай, Данута! Что ты мне посовету-ешь? Я, как и ты залетела. Освободиться мне от ре-бенка или родить его для своего Торкеля? А вдруг он женится на мне? Ведь женился же Гуннар на Верее, Олаф — на Оляне. Говорят, у Чаруши тоже все хо-рошо. Я же вижу, что он любит меня. Что я, в мужи-ках не разбираюсь?
— А как же я? Ведь мы же собрались бежать, когда моему ребенку год исполнится.
— Ты еще его роди, там видно будет. Не знаю, что тебе и сказать. Одно ясно — мы с тобой ра-бынями не останемся. Ой, смотри, твой подъехал! Ладно! Я схожу в дом, с женщинами пообщаюсь! — всполошилась Милана.
— Кто мой? У меня нет здесь никого! — про-цедила расстроенная Данута. Она и сама увидела Ис-герда. Напоминание о том, что девушки, бывшие на-много хуже ее, уже вышли замуж, обожгло ее злой обидой.
— Дана! Иди сюда, я хочу тебя кое о чем спросить! — улыбаясь, позвал ее хозяин. Когда хму-рая наложница подошла к нему, он обнял ее за плечи и повел в сторону от дома, в небольшую рощицу, росшую невдалеке. Там он усадил Дануту на пова-лившуюся от старости сосну и ласково спросил ее, держа ее за руки.
— Дана, почему все знают о том, что у тебя будет ребенок, и лишь для меня это новость?
— Я считала, что для тебя не имеет большого значения рождение еще одного раба. Ах да, тебя огорчает, что некоторое время твоя наложница будет безобразно выглядеть! — зло бросила расстроенная красавица.
— Почему ты считаешь, что мой ребенок бу-дет рабом? Я сразу же признаю его своим. Ведь он будет моим первенцем!
— До тех пор пока законная жена не родит тебе наследника! — фыркнула наложница, — а потом он станет бастардом.
— У нас здесь не так, нет особой разницы между законными детьми и детьми от служанок. Вот мой младший брат Карл и Торкель практически равны в правах. Пусть тебя не волнует его судьба, он будет таким же викингом, как и рожденный от жены.
— Да, спасибо, утешил. Все понятно, он не будет рабом, рабыней будет до конца своих дней только его мать! — Данута вскочила и побежала, не разбирая дороги, глубже в рощу.
— Дана! — он быстро догнал молодую жен-щину. — Сколько еще раз тебе нужно говорить, что я не могу ничего изменить? Если же дам тебе свободу, ты меня бросишь! Я ни за что не хочу потерять твою любовь! Я люблю тебя и уже люблю его, еще не рож-денного. И просто вне себя от радости, что у меня бу-дет ребенок от такой прекрасной женщины как ты! Я не считаю тебя рабыней, ты мне как вторая жена. — Исгерд обхватил ее сильными руками и жарко цело-вал, а она билась в истерике, пока не ослабла.