Клятва безумная и смертельная

Я набираю в легкие воздуха, чтобы сказать что-нибудь в попытке ослабить повисшее между нами напряжение, но Зо меня опережает:

– Прошу меня извинить, но мне нужно вернуться к себе.

– Конечно, – говорит Рэн.

Я закусываю губу, когда она уходит.

– Она бегает от меня, – говорит Рэн, и в его взгляде нет вопроса, лишь уверенность.

Я тут же встаю на защиту подруги.

– Вовсе нет.

– Но именно так это выглядит со стороны.

М-да, ну а кто-то со стороны выглядит как козел.

– Зо имеет право злиться, Рэн.

– И я тоже.

Подобный ответ заставляет меня прикусить язык и сдержать еще не до конца сформулированное возражение. Я не знала, что он по-прежнему злится на Зо. Интересно, злится ли он на меня или же я единственная, у кого внутри горит неугасающее пламя гнева?

Прежде чем я успеваю задать свой вопрос, Рэн выхватывает меч.

– Покажи мне, чему ты научилась.

Я кладу руку на рукоять меча, но не вынимаю его из ножен. Я не совсем понимаю, почему я так делаю, особенно после того, как я сама попросила его спуститься и помочь мне. Может быть, дело в том, что слова Рэна прозвучали как приказ, или же причина в том, что он настроен слишком уж воинственно. В любом случае мне не хочется вести с ним диалог, когда он держит в руках оружие.

Я отвожу взгляд.

– Больше не хочу тренироваться, – я поворачиваюсь в сторону двери, через которую Рэн только что вышел во двор. – Мне нужно переодеться к завтраку.

Я слышу, как он убирает меч в ножны, а потом его рука мягко обхватывает мое запястье.

– Пожалуйста.

Это просьба сломленного человека. Отчаянная мольба в голосе Рэна пробивает крошечную дыру в моем гневе.

– Пожалуйста, – повторяет он, и его голос звучит очень мягко. – Пожалуйста, Харпер.

Рэн обладает какой-то волшебной манерой произносить мое имя. Его акцент смягчает края каждого звука «р», превращая слоги в ласковое рычание, но не это привлекает мое внимание, а слово «пожалуйста». Рэн – наследный принц. Будущий король. Он никогда не умоляет.

– «Пожалуйста» что? – тихо спрашиваю я.

– Пожалуйста, останься.

Он просит меня остаться, но мне кажется, что в его словах скрыт иной смысл. Более глубокий.

В моих мыслях всплывают воспоминания годичной давности. На тот момент мама уже была больна, и рак поразил ее легкие. Папа проиграл все наши семейные сбережения в попытке сократить те расходы, которые не покрывала страховка. Чтобы достать деньги и рассчитаться с долгами, он сделал выбор, который подверг нашу семью опасности.

Когда мама узнала об этом, она велела нам с Джейком собирать вещи. Папа плакал, сидя за кухонным столом, и умолял ее остаться. Я помню, как мой старший брат запихивал вещи в спортивную сумку, а я сидела на его кровати и смотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Все будет хорошо, Харп, – повторял Джейк. – Просто собирай свои вещи.

Хорошо не стало. Ничего из случившегося тогда нельзя было назвать хорошим. В то время мысль об отъезде была невероятно пугающей. Я помню, какое я испытала облегчение, когда мама поддалась и мы остались. Она осталась.

Позже, когда дела пошли совсем плохо, я, помнится, жалела о том, что мама смягчилась и не ушла.

Я смотрю Рэну в глаза и задаюсь вопросом, не совершила ли я точно такую же ошибку. Джейк ушел вместе с Греем. В грядущей войне мой брат окажется по другую сторону баррикад.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

– Я не хочу сражаться.

Я не говорю о поединке на мечах, и мне кажется, Рэн это понимает. Он кивает.

– Может, тогда прогуляемся?

Я колеблюсь в нерешительности.

– Ладно.

Он предлагает мне взять его под руку, и я соглашаюсь.

Глава 4 Рэн

Моя стража следует за нами по пятам. Рука Харпер едва касается моего предплечья, как будто девушка готова отстраниться от меня в любой момент. Грей любил повторять, что я планирую свои действия на двадцать ходов вперед, и в этом он был прав. Но теперь складывается впечатление, что ни одно мое движение не зависит от меня. Я не могу планировать на двадцать ходов вперед, ведь Лилит в любой момент может изменить свою тактику после второго, третьего или пятнадцатого хода.

Я изнываю от желания рассказать о колдунье Харпер, но в таком случае я многим риску. Мне пришлось хранить секреты более трехсот сезонов, и сейчас я также вынужден держать рот на замке.

– Ты злишься на меня, – тихо говорю я.

Харпер не отвечает, но мои слова и не являются вопросом. Она злится уже несколько недель. Несколько месяцев.

Брусчатая дорожка начинает редеть, плавно переходя в тропинку, ведущую в лес. Я ожидаю, что Харпер решит сократить нашу прогулку и повернет назад, когда мы дойдем до деревьев, но она этого не делает. Мы вступаем в ранний утренний полумрак леса, позволяя тишине окружить нас. Деревья еще не успели полностью сбросить с себя листву, но вокруг в изобилии кружат красные и золотые листья, устилая наш путь.

– Когда я оказалась здесь в самую первую ночь, – говорит Харпер, – я скакала по этому лесу и вспотела от жары, а потом всего через секунду содрогалась от холода посреди метели. Именно в тот момент я поверила твоим словам о проклятии.

Я бросаю на нее взгляд.

– А как же музыка, которая играла сама по себе?