Но пока он был в отлучке, в лесу случилось вот что. Малые дети Тане очень рассердились, что Рата срубил самое лучшее дерево, гордость их леса, по которму равнялись все остальные, как новобранцы на полководца. А ведь у Тане очень много детей, не меньше, чем песчинок на берегу моря, и никому из людей не под силу их сосчитать. И вот все дети Тане собрались в лесу: птицы риро, туи, хихи, попокотея и мохуа, голубь куку, птица-колокольчик коримако и зеленый попугай кака, ворона кокако и скворец уиа. К ним присоединились насекомые: те, кто ползает по коре и по листьям деревьев, те, кто ползает по земле, и те, кто летает. А когда дети Тане собрались все вместе, они уцепились за лесного великана. Дерево неуклюже заворочалось на своем травяном ложе, воздух задрожал от взмахов бесчисленных крыльев, и мало-помалу дерево поднялось и встало на свое прежнее место. Крошечные насекомые подобрали даже самые маленькие щепочки и обломки и приложили их, куда нужно. Так дерево снова воскресло.
Утром Рата пришел в лес, чтобы вытесать из сваленного дерева лодку, и не поверил собственным глазам. Он даже сперва подумал, что это совсем другое каури… Но потом огляделся и увидел кусты со сломанными ветками и оборванными листьями и длинную вмятину там, где ствол лежал на земле. Однако само дерево росло как прежде, как росло все эти долгие годы, которых хватило бы на множество человеческих жизней.
И вот он произнес заклинание, чтобы защитить себя от злых духов, взял топор и стал снова рубить дерево. Работа спорилась, и скоро обезглавленное дерево уже лежало на земле, вытянувшись во всю длину, а тесло Раты скользило вдоль его прямого ствола, снимая длинные завитки стружки. Вечером огромный ствол уже походил на красивую лодку, Рате оставалось только выдолбить сердцевину и обтесать зазубрины.
Но к следующему утру лодка снова исчезла без следа: при ярком свете луны дети Тане опять подняли и излечили дерево каури, Оно высилось на прежнем месте, гордо покачивая ветвями над остальными деревьями леса.
Рата понял, что дело непросто. Ведь со злыми силами его заклинания, уж конечно, бы совладали! И вот снова произнёс он волшебные слова и в третий раз взялся за топор, Дерево снова рухнуло на землю, но на этот раз Рата не стал даже обрубать ветки. Он отошел на такое расстояние, что дерево уже не было видно, свернул с дороги, беззвучно прокрался сквозь густые заросли папоротника и залёг в них.
И тогда до его ушей донеслась песня:
Песня то затихала, то вновь звучала в полную силу; казалось, будто гудит летний лес и от этого гула дрожит воздух. Рата видел мелькание крыльев. Никогда еще так много лесных птиц не слеталось в одно место — и все они тянули и толкали большое каури. Приглядевшись, Рата увидел множество насекомых. Они бегали взад и вперед и так старались помочь птицам, что сбивали друг друга с ног. Песня звучала все громче, ее мощные всплески напоминали Рате удары огромного нефритового гонга. Рата чувствовал, что его собственные ноги вот-вот оторвутся от земли, и со страхом смотрел, как поднимается дерево, со всех сторон облепленное птицами. Наконец оно встало прямо, и заостренный конец ствола, над которым потрудился его топор, коснулся пня. В тот же миг насекомые торопливо поползли вверх по пню. Они подбирали на земле самые маленькие щепочки и старательно прилаживали каждую на свое место.
— Ага! — закричал Рата и побежал к дереву. — Вот кто не дает мне сделать лодку!
Птицы окружили его плотным кольцом.
— Как ты смел, большой и глупый Рата, повалить такое прекрасное каури — сами же твои люди называют его «ногой бога»! А мы, хоть и малы, охраняем сад Тане, как можем.
Рате стало стыдно.
— Как же мне быть? — спросил он у птиц. — Мне обязательно нужно сделать, красивую и крепкую вака, чтобы плыть за море с моими товарищами и открывать там новые земли для моего народа.
Лесные сторожа снова громко запели:
Рата ушел, и — вот диво! — уже на следующий день маленькие дети Тане сделали прекрасную большую лодку. Люди Раты поставили лодку на полозья, протащили по лесу и спустили в море. Гордо и величественно закачалась она на волнах, а в ее могучем теле разместилось сто сорок человек. Легче пушинки скользила она по волнам и как дитя слушалась руля. Оттого и назвали ее Ривару, то есть «Великая Радость».
— Хорошая сказка, — ответил я. — Вот бы ее прежние наши гринписовцы послушали… Только вот не понимаю, из чего это птички вторую лодку соорудили. Не из опавших же листьев, верно?