Клятва Гарпократа

— Вспомним про Вертдом, пожалуй, — ответил я как мог искреннее. — Про Филиппа Родакова, который однажды с большой дури заделал книжку и впихнул туда все свои затаённые пожелания и любимые страхи. В общем, комплексы.

— Зачем же о творце — и так неуважительно! — всплеснул руками Даниль. — Так вот, похоже ответили бы и мы, только нам не случилось видеть нашего личного автора в лицо. Ибо всё происходит из книги и в книгу же возвращается.

— Кажется, мы снова к тому же приехали, — ответил ему наш мальчик. — Кольцо Власти… Тьфу! Александрит надо погрузить в земное пламя, чтобы вызволить коды, программы или что там еще, управляющее всем живым.

— Порождающие алгоритмы, — кивнула Тергата. — И именно внутрь Эребуса.

— Напоминает скорей «Терминатора», чем Толкиена. Как там дядю Шварци в расплав опускают… Веяние времени.

— Угадал, — ответил Даниль сухо и сжал рот буквально в струну. — Самое интересное — насилие в этих делах неприменимо. Никто тебе твой пальчик не отгрызет и с самым твоим заветным не разлучит.

Пока мы этак разговаривали, луна вызрела, точно дыня на небесной грядке из легких, пышных тучек, и в слегка захолодавшем воздухе закружились, замельтешили рои летучих мышей и кошек. я отчетливо видел каждую особь, когда они пересекали луну наискосок. Естественно, то, что мы сочли кошачьим горбом, было сложенными на спине крыльями. Но не такими же по форме, как у их мышиных приятелей или как у белок-летяг: тоже кожистыми, однако сделанными с куда большим размахом. Уж не знаю, парили они или действовали этими перепонками, как птица — настоящими крыльями, но пируэты у кис выходили знатные.

— Здесь бывает ночь дневная и ночь ночная, — сказал Даниль. — Также как месяца примерно через два получится чередование дневного и ночного дней, когда светило так и пялится на тебя круглые сутки, можно сказать, неотрывно. Мы с женой этого не любим и не хотели бы снова дождаться.

— А вам двоим требуется сон? — спросил Моргэйн.

— Когда как, малыш, когда как. Но если вы с сестрой хотите отойти от впечатлений, то весь пол величиной аж в десять татами к вашим услугам. А мы трое пока еще малость пообщаемся. Правда, Бьёрнстерн? Бывший живой клинок и побывавший а переделках боевой цеп — отличная пара.

— Бывший? — туповато спросил я.

— Из-за моей пресветлой супруги, — пояснил Даниль. — Десятка мечей по ее наущению в тебе убила в тебе это напрочь. Но ты не унывай, коллега: тебе и без того ничего смертоубойного в голову не приходило отродясь.

Он слегка подтасовывал карты: не приходило — это одно, а насчет сделать — совсем другое. Какой я тогда королевский защитник, если ни разу не пришлось пить кровь какой-нибудь сволочи!

— Если лунный день идет в придачу к солнечному, так, наверное, и ночная радуга имеется? — сказал я, пока мы огибали стену домика.

— Безусловно. Ты же видел ее, — ответил Даниль. — Через все небо полыхала.

Нет, в этих местах все были помешаны на дольче фарниенте, сиесте и прочих видах бездеятельности: на задворках домика висел гамак. Причем не провисшая до земли сетка, а широкий толстый матрас на цепях.

— Садитесь сюда, Бьярни, — предложила Тергата. — От земли из-за этих ледяных осколков холодом тянет.

И сама устроилась по левую мою сторону. По правую у меня был Даниль.

— Ну что, мой медведик, расскажете нам одну из тех мифических историй, которыми вы напичканы, или они уже кончились? — спросил Даниль.

— Они были такие красивые — прямо флорентийская мозаика. К тому же Бьярни так щедро их сеял направо и налево, — ответила Тергата вместо меня, — что неблагодарным было бы требовать от него чего-то еще. Может быть, теперь я вам кое-что поведаю, мужчины, тем более окрестный колорит способствует. К тому же в последнее время мальчику платили за россказни такими же россказнями.

И начала — снова обыденным тоном и вроде как о такой обыденности…

Огняник

Молодая женщина сгрузила свою котомку у покосившихся ворот и стала пытать ржавый висячий замок ключом, что висел на потертом шейном гайтане. Все ее движения, все вещи, которые окружали ее, были нарочито неловкие, старомодные, дряхлые, будто она хотела заклясть ими само время. Не элегантный рюкзачок, подаренный на позапрошлый день рождения, — но та самострочная поделка, что бросил наземь покойный муж, отправляясь в город налегке. Не брючный костюм успешной бизнес-леди, а шерстяная, вся в складках, юбка, жакет в талию и платок, скрученный в тугой жгут и повязанный поверх кос. То памятное, что осталось от матери, да и самой матерью сохранялось лишь по чистой ностальгии.

А уж ключ! Копию этого чудища отказывались делать еще десять лет назад: длиной в ладонь, с многоступенчатой, как космический корабль, бороздкой, он так и оставался в единственном экземпляре. Это притом что на замок никто не покушался даже в эпоху тотального воровства. Старый, из грубого чугуна — чем снять, проще поверх калитки сигануть.

Так она и поступила, благо ловкость осталась девичья.