— Простите, — отвечает Бельгард так вежливо и находчиво, как только может говорить человек, нос к носу столкнувшийся с привидением. — Мы не помешали?
— Что вы. Тут, в нижнем мире, главная проблема — как занять время. Хотя в прошлом столетии дела резко переменились. Можете себе представить, сколько с тех пор было новых поступлений? Все истинные потери человечества. Как вы понимаете, в этих лабиринтах не одна библиотека царя Ивана Большого затерялась. Так что задали вы все мне работку, дорогие потомки. Но я нисколько не в обиде, знаете ли. Когда по-настоящему хорошо знаешь классическую латынь, греческий Гомера и северобедуинский — упражняться в них не столь трудно.
— Только три языка? — отчего-то спросила Бельгарда, словно некто со стороны ее надоумил.
— Это самые главные. Языки королей. Ведь Три Царя-Волхва здесь пребывают с самого начала — вон в том сундуке. Я здесь всё могу найти, если захочу, и очень многое себе уяснить. Может быть, я скоро пойму все те наречия, коими желают общаться с людьми здешние вещи — для этого надо лишь почаще касаться их мыслью…
— Мыслью? Но ведь не руками? — это снова Бельгард.
— Отчего же не ими? Смотря к чему занадобится приступить.
— О-о. Я думал, что у привидений нет телесной силы. Но ведь вы, почтеннейшая дама, и в самом деле не в уме составляете ваши ученые каталоги.
— Конечно. Если приноровиться, то можно писать пером на листах, и даже весьма искусно, — улыбается Росвита. — И переворачивать страницы веянием ветра. Как иначе мы дурим всяческих спиритов, по-вашему? Тоже развлечение не из последних.
— Спиритов? — удивилась Бельгарда. — Я слыхала, что это не такое уж давнее рутенское безумство.
— Поверьте мне, я всегда была в курсе любых див и чудес вашего мира, дети мои, — смеется монахиня. — Верт и Рутен, голограммы, фракталы, высокие технологии, Всемирная Паутина… Чем же еще занять тягостный досуг, если не совершенствованием в науках? Для последнего нужно лишь хорошенько вызубрить Аристотелеву логику и все схоластические силлогизмы. И научиться применять их без занудства. Только не думайте, прошу вас, что здешние вековые пелены арахнид и есть замена вашей Великой Сети. Мы всякий сор не любим и по мере сил наших пытаемся ему противоборствовать. Ну да, вы правильно подумали. Перемещение пыли в иные измерения — это вам понятно, хоть вы того не умеете.
— Вот почему здесь не заросло по самые аркады, — догадалась Бельгарда. — А кто вам помогает?
— Те жители Рая, что пока не хотят или не умеют уйти в Свет, — монахиня сказала об этом, как о чем-то само собой разумеющемся.
Теперь все трое почти незаметно для себя разместились на тех коробах, что пониже, и легкое недоумение молодых людей как-то нечаянно перетекло в светскую беседу.
— Рай — это вроде наших Елисейских Полей, — прикидывает вслух юноша. — Вы там живете или просто гостите?
Как полагали в Вертдоме, Элизиум, куда переселились, помимо Хельмута и Марджан, Моргэйна с Ортосом и старшего Армана, многие приятные личности из числа рутенцев, в том числе чета фон Торригалей, был уже давно переполнен, но отчего-то не трещал по швам. Возможно, оттого, что каждое существо приносило с собой частицу своего собственного рая. Но, скорее, потому, что из него постоянно уходили в некое пространство, которое одни называли порождающей пустотой, другие — полнотой плодоносного чрева. Именно это Бельгард и пытался уточнить у одного из тамошних старожилов.
— Милый мальчик, если оперировать рутенскими терминами, я обладаю постоянной пропиской. Однако Элизий… он, пожалуй, слегка утомляет такую приверженную старине особу, как я. Ваши Тор и Стелла говорят, что на сей раз обнаружили здесь изысканное общество, но также куда меньшую по сравнению с прежней устойчивость реалий. Сие обстоятельство, по их мнению, было порождено тем, что слишком многое на Полях настаивает на том, чтобы как ни на то воплотиться. К мерцанию предбытия, как они это именуют, легко привыкнуть, если принять его за нечто подразделяющееся на типы — наподобие немецких неправильных глаголов. Однако помимо сего, ваш вертский триглавец-Котоцербер начал всемерно препятствовать выходу тамошних поселенцев в Верт, облизывая их с головы до ног своими шершавыми языками. Та говаривал мне достопочтенный Филипп, когда я учила его риторике.
— Вы не скажете, почему это происходит и, в частности, отчего Великий и Ужасный Котяра стал нарушать договор? — спросил Бельгард.
— Так сразу? Право же, я думаю над этим неотрывно. Может быть, Верховные Власти Рая полагают, что всем нам отыщется работа здесь. Освоение суши и вод, обуздание погибели. Одухотворение бытия делами ума своего.
— И горемычный Рутен ожидает нашествие бестелесных существ, — покачала головкой Бельгарда.
— Бестелесных идей, — поправила бенедиктинка. — Чистых идей. Жаль, Платон был у нас вытеснен Аристотелем.
— Хорошая беседа у нас получается, — заметил Бельгард. — Содержательная и глубокомысленная, хотя несколько…
— Экстравагантная, — нашла Росвита точное слово. — Как танец ваших отроков перед неканоническим образом Христа.