Клятва, которую мы даем

— Я закончил свой дневной сеанс и ждал, когда мама заберет меня, когда услышал плач девочки. Я подумал, что она может быть в беде, поэтому пошел на звук. Шел на него, пока не обнаружил, что мой врач издевается над маленькой девочкой, — я вздрагиваю, на секунду отводя взгляд от Коралины, вспоминая вспышки того, что я видел. — Я запаниковал и начал кричать. Я просто хотел помочь ей, привлечь чье-нибудь внимание, чтобы его остановили. Но в итоге я узнал, как далеко заходят мерзкие люди Пондероза Спрингс, чтобы скрыть свои секреты.

Я рассказываю Коралине о том, как они накачали меня успокоительным, и когда я очнулся в больнице, то слушал, как этот ублюдок-психотерапевт говорил моим родителям, что у них сын-шизофреник.

Ярость закипает в моих жилах, когда я вновь переживаю воспоминания о том моменте, ощущая горечь предательства на своих губах, когда я умолял их выслушать меня, двенадцатилетний ребенок, умоляющий своих родителей доверять ему.

В тот день я умер. Не тогда, когда убили Розмари, а именно в тот день я умер.

Сына, которого они знали, которого растили, больше не было. Я умер и был заменен чем-то, что мне не принадлежало. Я стал гребаным трупом, и никто, кроме меня, не мог учуять мой гниющей запах.

Самое страшное? Я не могу на них обижаться.

Не тогда, когда у них не было выбора. Один врач сказал им, что все, что я видел в тот день, было галлюцинацией. Мысли в моей голове теперь запятнали мою реальность. Мать и отец были в ужасе за меня. Все, чего они хотели, — это помочь.

— Какое-то время они заставляли меня поверить в это. Что я все это придумал, — я провожу руками по лицу. — Потом я встретил Розмари.

Потом я встретил Рози, и все изменилось.

— Это ведь она была той девочкой, которую ты видел, да? — спрашивает Коралина, двигаясь ближе по мне, обнимает меня и ногтями поглаживает кожу головы.

Я киваю.

— Она никогда бы не рассказала мне о жестоком обращении, если бы я этого не видел. Никогда не рассказывала мне, почему она вообще ходила к психиатру. Рози умела хранить секреты. Даже от меня.

Я не знаю, почему мы никогда не встречались до того, как нам исполнилось пятнадцать, но, похоже, Вселенная знала, что мы нужны друг другу, чтобы выжить.

— Я пообещал ей, что никогда никому не расскажу, и она пообещала верить мне, когда я сказал ей, что голосов не было, что я не схожу с ума.

Я прожил всю свою жизнь с фальшивым диагнозом «шизофрения», чтобы сохранить ее тайну. Чтобы обезопасить ее. Потому что она была единственным человеком, который у меня был, и я не хотел ее терять.

— Мой психический срыв после возвращения Сэйдж был настоящим. Вся эта травма от потери Роуз, это просто… — я выдыхаю, прижимаясь к рукам Коралины. — Это было ужасно, но госпитализация была лучшим решением для меня. Если бы этого не случилось, меня бы здесь не было. Я бы сам не узнал правду.

Головной боли нет, только полное облегчение.

Плотины внутри меня рушатся сами собой. Я больше не чувствую себя запертым в собственной голове. Я — стремительная река, текущая, чувствующая.

— Ребята, — бормочет она. — Они не знают?

Я качаю головой.

— Рассказать им тогда означало бы предать Рози. Я не мог так с ней поступить.

Даже если бы мне этого хотелось. Даже несмотря на то, что я умолял ее позволить мне рассказать им, просто чтобы мои самые близкие друзья знали меня таким, какой я есть на самом деле, а не тем, кем меня считают в этом городе.

Но она отказалась, это был наш секрет. Я не мог рассказать им правду о Розмари. Поэтому я проглотил ее, разжевал, как гвозди, и жил с тем, что они протыкали мне горло каждый раз, когда я открывал рот.

Пока я просто не перестал говорить, потому что врать им было чертовски больно.

— Когда будешь готов, — шепчет она, зевая, — сам им расскажешь. Я буду с тобой. Мы можем сделать это вместе.

Я смотрю на нее, подношу ладонь к ее щеке и провожу большим пальцем чуть ниже глаза. Уголки ее губ приподнимаются в легкой улыбке. Видеть ее такой, уязвимой и открытой, я наполняюсь теплом.

Эта девушка — не проклятие, и никогда им не была.

Она — чертов подарок.

29. РОЗОВЫЕ ГВОЗДИКИ

Коралина

Последнее место, где я ожидал оказаться в своей жизни, — это у могилы Розмари Донахью.

Я не знала ее.

Мы ни разу не общались, у нас почти не было общих занятий. Я не пришла на ее похороны, хотя вся школа пришла. Я не знала ее.

— Надеюсь, ты любишь гвоздики, — бормочу я обветренному камню в земле, устанавливая купленные цветы на ее надгробии. — Гугл сказал, что розовые должны символизировать благодарность или что-то в этом роде.

Я воздерживаюсь от того, чтобы стукнуть себя ладонью по лбу. Что она сделает? Вернет их, если ей не понравятся эти гребаные цветы?

С моей стороны это уже кажется глупостью, как будто я все порчу. После прошедшей ночи с Сайласом, после того, как я услышала его историю, его правду, а затем не спали до рассвета, разговаривая, сегодня я хотела сделать только одно.

Я хотела поговорить с Розмари.