Было несколько вариантов, подумала Элиза. Отрицать, отнекиваться до последнего, но рюкзак висел на ее плече, она была покрыта вездесущими снежинками, и ранее вечером сказала, что останется дома с книжкой. Он не купится, во-первых, и, во-вторых, она сама ненавидела ложь. Второй вариант – пройти мимо, но так нельзя… воспитание не позволяло ей грубить старшим.
Ииииии, оставался последний вариант.
Правда.
– Явернуласьвуниверситет. – Когда отец нахмурился, подавшись вперед, она повторила громче и медленней: – Да, я вернулась в университет.
Отец шокировано молчал, и Элиза изучала его так, словно впервые видела. У него было лицо римского патриция, рафинированные черты доведены до идеальности благодаря хорошей родословной, настолько, что глазами можно видеть его принадлежность к мужскому полу, но мужественность в нем была не кричащей, а скорее тихой и ненавязчивой. Темные волосы, хотя она сама была блондинкой, и глаза бледно-серые, не синие. Но у них был одинаковый акцент, как и осанка, эмоциональный облик и... моральные критерии.
Поэтому да, Элиза чувствовала, что сделала что-то плохое. Хотя она давно пережила превращение, была совершеннолетней, особенно по человеческим стандартам, и не сделала ничего предосудительного, просто провела три часа в библиотеке, изучая курсовые.
– Ты… как ты… как ты посмела… – Отец не сразу смог закончить предложение. – Я запретил там появляться! После набегов я недвусмысленно дал понять, что это небезопасно, и что тебе запрещено там появляться! И это было до…
Элиза закрыла глаза. Он не договорил, потому что это была Тема, Которую Нельзя Обсуждать.
Имя Эллисон не произносили вслух с той ночи, когда им сообщили о ее смерти. Они даже не провели Церемонию ухода в Забвение.
– Так, что?! – потребовал отец. – Что ты скажешь в свое оправдание?!
– Отец, прости, но я…
– Как можно быть такой безответственной! Если бы мамэн была жива, ее бы хватил удар! Как давно это продолжается?
– Год.
–
В этот момент из задней половины дома примчался дворецкий, словно услышал шум и испугался, что какой-то сумасшедший ворвался в особняк, за который он нес ответственность. Когда доджен бросил один взгляд на ее отца? Он скрылся быстро, как мышь при виде кота.
– Целый год?! – прошипел ее отец, его голос дрожал. – Как ты… как ты обманывала меня? Столько времени?
Элиза сняла рюкзак и поставила между ног.
– Отец, что мне оставалось?
– Сидеть дома! В Колдвелле опасно!
– Но набеги закончились. А когда они произошли, убийцы нападали на вампиров, не на людей. Это человеческий университет…
– Люди – животные! Тебе известно, какой вред они наносят друг другу! Я смотрю новости… пистолеты, насилие! Даже если они не признают в тебе другой биологический вид, ты могла попасть под огонь!
Подняв глаза к потолку, Элиза пыталась подобрать нужную комбинацию слов, которая могла бы все наладить.
– Мы не станем обсуждать это здесь. – Отец понизил голос. – В мой кабинет. Сейчас же.
Когда он ткнул пальцем в сторону открытой двери, Элиза подняла рюкзак и направилась в кабинет. Отец шел по ее пятам, маршируя, и она не удивилась, когда он захлопнул резную дверь, запирая их наедине.
Комната была красивой, в камине потрескивал огонь, оживленное пламя мерцало возле кожаных кресел, первые издания книг расставлены на полках, на стенах висели масляные картины с изображением охотничьих собак, которые отец привез из Старого Света.
– Сядь, – отдал отец тихий приказ.
Она знала, где он хотел ее видеть, и подошла к креслу напротив его стола, опустилась на антиквариат, не выпуская рюкзак из рук. Последнее, что она хотела – чтобы отец забрал его.
Во время их противостояния рюкзак символизировал для нее свободу.
Феликс сел за стол и свел пальцы, словно пытался обрести контроль.
– Ты знаешь, что происходит, когда женщина выходит из дома без сопровождения.
Элиза снова подняла глаза на потолок и старалась отвечать тихо.
– Я – не Эллисон.
– Ты была одна в человеческом мире. Как и она.
– Я знаю, куда она ходила. И, отец, это был не университет.
– Я не стану обсуждать подробности и тебе не советую. Что ты сделаешь – так это поклянешься мне, здесь и сейчас, что больше ты не обманешь мое доверие. Что ты останешься здесь и…
Элиза вскочила с кресла, прежде чем успела подумать.
– Я не могу тратить жизнь впустую, просиживая все ночи дома, нигде не бывая и занимаясь только вышивкой. Я хочу получить ученую степень. Я хочу закончить начатое! Я хочу жить!
Он отшатнулся, казалось, удивленный ее вспышкой. Пытаясь сгладить нарушение субординации, Элиза опустилась на кресло.
– Прости меня, Отец. Я не хотела выражаться так резко, просто… почему ты не можешь понять, что я хочу жить своей жизнью?
– Это не твоя судьба, и тебе это известно. Я был более чем снисходителен к тебе, но это время прошло. Я подберу достойных кандидатов для брака…
Элиза откинула голову назад.
– Отец, я хочу чего-то большего.