Клятва на мечах

Алёша срывает с календаря листок за листком. Вот уже три месяца, как он ходит в школу. Он по-прежнему сидит за партой с Чиликиной.

Кижаева это совсем не трогает. Ему, наверное, всё равно — сидит за его спиной Алёша Бодров или нет.

Иногда, но это бывает очень редко, Кижаев с любопытством слушает Бодрова. Иван Мелентьевич не часто вызывает Бодрова к доске.

Бодров всегда готов к ответу. Он всегда выполняет домашние задания.

— Чего задали-то? — спрашивает Кисляков у Кижаева.

А тот другой раз и сам не знает.

Иван Мелентьевич будто в воду глядит.

— Кижаев, попрошу к доске.

К доске Кижаев не идёт — чего зря около неё топтаться, он не Кисляков. И на потолок Кижаев не глядит: ничего на потолке не увидишь.

— Я не выучил, — признаётся он.

— Что же так?

— Иван Мелентьевич, я завтра выучу, — обещает Василий.

А Иван Мелентьевич будто не слышит и обращается к другому.

Вот и сегодня — было задано на дом выучить стихотворение. «Ну-ка спросит меня?» — с тоской подумал Кижаев.

Но Иван Мелентьевич его не спросил. Он сразу вызвал Бодрова.

— Алёша Бодров прочтёт нам стихотворение Александра Сергеевича Пушкина.

— Какие стихи Пушкина ты ещё знаешь? — спросил учитель, когда Алёша кончил читать стихотворение.

— Я люблю «Зимнее утро», — ответил Алёша.

— Ты его можешь прочесть?

— «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась»? — спросил Алёша.

Кижаев обернулся.

Какое слово знакомое — «вечор». Вечор Василий с дедом ходили на речку — поглядеть, схватило ли лунки льдом.

Василий слушал. Вот и дальше будто про них.

А нынче… погляди в окно:

Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит;

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит.

Кижаев сидит, подперев щёку. Слушает. Очень в стихах похоже на их Федосеньку: река, лес, кто-то дрова из лесу везёт.

Кижаев повторяет про себя за Бодровым строку за строкой.

— Спасибо, — сказал Иван Мелентьевич, когда Бодров замолчал. И спросил: — Алёша, у тебя дома есть книги Пушкина?

— Да, — ответил Бодров. — Моя мама…

Мама читает ему стихи, рассказывает о Пушкине, о том, как он подолгу жил в Михайловском. Дом у него был простой, деревянный. В нём тоже топили печи. Проснётся Пушкин утром — «…вся комната янтарным блеском озарена. Весёлым треском трещит затопленная печь». Пушкин любил ездить верхом, и Алёша радовался, когда Пушкину подводили коня:

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом

Махая гривою, он всадника несёт,

И звонко под его блистающим копытом

Звенит промёрзлый дол и трекается лёд.

Вернётся домой он в сумерках, сядет у камелька. Начнёт сочинять стихи или будет читать книгу, а может быть, в тишине будет думать… вспоминать своих друзей.

* * *

Иван Мелентьевич, заложив руки за спину, ходил по классу. И вдруг спросил:

— А что, если бы Александр Сергеевич Пушкин вошёл к нам?.. — Учитель оглядел ребят. Вот какая мысль пришла ему в голову! Вдруг — Пушкин!..

В классе стало совсем, совсем тихо.

Алёша представил себе: открывается дверь. На пороге — Пушкин в тёплом сюртуке, без шляпы, на курчавых волосах снег. Он прискакал из Михайловского. Алёша даже представил, как Пушкин сядет на стул, предложенный ему Иваном Мелентьевичем.

— Ну и что? — раздался громкий голос Чиликиной. — Ну и что?

— Урок окончен, — поспешно сказал Иван Мелентьевич.

В СНЕЖКИ!

Снег падал, наверное, всю ночь. Он лежит повсюду: на деревьях, на заборах, на крышах домов — свежий, пушистый, голубой.

Около школы ребята играли в снежки.

— Окружай Бодрова! — кричит Кисляков. — Окружай!

Алёша зажмурился. Он ждал: вот-вот на него обрушится снежный шквал.

Но такого не произошло. Когда он открыл глаза, рядом с ним стоял Кижаев.

— Пошли! — сказал Кижаев.

Это он вывел Алёшу из окружения, это он защитил его.

— Ну их! — сказал Василий и спросил: — «Друг милый…» А как дальше?

— Что дальше? — не понял Алёша.

— Как у Пушкина дальше? Я забыл…

«Друг милый»! Кижаев спрашивал Алёшу про стихи, но он защитил его, он ему сказал «друг милый…»!

В этот день в школе Алёше было очень хорошо.

Он всё ждал перемены: может быть, на перемене Кижаев опять о чём-нибудь его спросит? А может быть, Кижаев скажет: «Айда с нами играть в снежки!» И объявит всем: «Слушай команду Бодрова! Бодров теперь командир!»

На перемене играли в снежки. Алёша смотрел на игру в окно. Он даже не вышел на школьный двор.

Кижаев про него не вспомнил и командиром был сам.

Но Алёша на него не обижался. Пусть Василий играет сколько ему угодно. Алёша даже хвалил Кижаева, когда тот ловко попадал в цель. «Здорово, здорово!» — повторял он про себя. Какой Василий молодец!