– Хорошо, что ты это сказал, – проговорил Лангдарма. – Я хотел попросить тебя встать у моего трона по правую руку. Ты ведь мне не откажешь?
– А как же твой телохранитель? – удивился Ти-Сонг.
Лангдарма рассмеялся и махнул рукой:
– Кон-Гьял – прекрасный и преданный человек… Но уж больно постное у него лицо сегодня. Пусть стоит позади трона. Это ему урок на будущее, чтобы не портил мне настроение в такой день.
Наверное, он знал. Или предчувствовал – король такой огромной страны должен обладать даром провидца, иначе ему не усидеть на троне и двух недель. Его подвел лишь день – Ченгкор-Дуйчин, праздник, когда мирятся самые непримиримые, когда самая кровавая битва смолкает и враги, что бились не на жизнь, а на смерть, опускают оружие, потому что великие боги создали Ченгкор-Дуйчин как знак доброты и любви. Никто не смел поступать по-иному. Никто не смел нанести ему удар в такой день – король Лангдарма верил в это. Не было бы у него этой веры – и незачем было бы жить.
А может быть, наоборот, он понимал, что обречен. И когда верный страж Кон-Гьял умоляюще прошептал ему в ухо: «Не делайте этого, ваше величество… Вспомните, я ведь служил еще вашему отцу. Прошу вас!», он лишь хмыкнул:
– Ты предлагаешь мне спрятаться в этих стенах? Это не спасет. Четыре раза покушения срывались – ты думаешь, это продлится бесконечно? У меня лишь один выход: пойти навстречу.
– Вы рискуете… – пробормотал начальник стражи.
– А на что у меня ты? – возразил король. – Ты должен поймать их за руку – моего брата и того, кого он нанял. Ти-Сонг будет рядом со мной, у трона. Представляешь, как это символично? – Лангдарма чуть прикрыл глаза, его усмешка стала жесткой. – Он стоит по правую руку, он касается пальцами трона – вот она, мечта всей его жизни. Он смотрит вниз, на толпу, и среди радостных лиц наталкивается на убийцу… Встречается с ним глазами! Это будет один короткий миг, Кон-Гьял. Я знаю, ты великий воин… Во всей стране не найдется тебе равных. Поэтому запомни: ты не должен упустить это мгновение. Если только тебе дорога жизнь твоего господина… Ну, и твоя собственная, конечно.
Прекрасный белый конь чистейших кровей встал как вкопанный, когда король вставил ногу в золоченое стремя и сел в роскошное пурпурное седло. Вновь запели трубы, и знамена взметнулись еще выше, к самым небесам. Поводья чуть колыхнулись – и послушный конь ступил на дворцовую площадь.
Люди кричали от восторга. Их правитель, будто легендарный герой Гесер, в окружении свиты проехал через всю площадь, и каждому казалось, что король улыбается именно ему, и ему машет рукой, и уж теперь-то, в новом году, все будет иначе. Тучнее стада, трава на пастбищах зеленее и сочнее, меньше налоги, прочнее внешние границы… Так будет, говорили они друг другу. Вот увидите, так будет. И никто не спорил, потому что все верили в лучшее. Или, по крайней мере, хотели верить.
Акробаты, жонглеры и глотатели огня убежали под восторженные выкрики зрителей. На площади, как по волшебству, оказались ламы, одетые в длинные черные халаты с рукавами, расшитыми зеленым шелком. Несколько секунд они стояли неподвижно, словно изваяния, в полной тишине. Потом вдруг слабо, чуть слышно, зазвучала одинокая флейта. Один танцор, что стоял впереди, медленно поднял голову, будто прислушиваясь.
Но вот к флейте добавился барабан. И в такт глухим ударам лама начал притоптывать, дергаясь всем телом. Его движения становились сильнее и быстрее с каждым тактом, и, подчиняясь назойливому ритму, в танец стали включаться другие ламы, словно очнувшись от глубокого сна. Резко звучал стук рудженов – костяных браслетов на руках и ногах танцоров. Широкие черные рукава, как крылья больших птиц, поднимались и опускались в едином вихре. Танец лам завораживал. И хотя движения фигур в черных халатах выглядели, пожалуй, чуть зловеще (они ассоциировались со стаей воронья, слетевшегося на площадь как предвестник скорой беды), оторвать глаз от них не мог ни один из зрителей.
Ти-Сонг Децен, касаясь побелевшими пальцами спинки трона, напряженно следил за представлением. И в холодном ужасе мелькала мысль: «А не обманула ли Фасинг? Нет. Не могла обмануть. Где-то в толпе, среди зрителей – убийца. А если он промахнется? А если эта холодная стерва ведет свою игру и убийце отдан приказ лишить жизни обоих – и меня, и Лангдарму? И на трон сядет тот… Тот, кто стоит за спиной Фасинг? Как она тогда выразилась: „Не совсем человек»… “Уж не сам ли Царь Тьмы?” – усмехнулся он… А по спине поползли мурашки. “Не знаю. Но часто мне кажется, что его действительно породила тьма.” Тьма… И такой человек захочет отдать мне власть над Тибетом? Ради чего? Нет, – высветилось вдруг Ти-Сонгу. – Я должен умереть здесь, на площади, так и не достигнув цели. Династия прервалась – все тонет в крови и хаосе. Люди, охваченные паникой, мечутся, затаптывая упавших. И тогда они услышат голос. Он будет спокойный и властный. Он скажет, что знает путь к спасению. И народ, подняв его на руки, понесет – туда, куда ему будет угодно. Я в этой игре лишний".