Он переживал, он тоже переживал и боялся. Всегда суровый и строгий по отношению к девочке, которую когда-то вынуждено приютил, сейчас едва держал себя в руках.
Не найдя в себе сил, Шото рухнул на соседнее кресло и, уперевшись локтями о колени, спрятал лицо в руках. В руках, которые пахли пеплом и кровью. Он часто сражался, даже минувшая битва с Лигой, ПФО… с Тоей, с Шигараки… над ней не витал дух смерти. Почему? Почему каждый раз, когда он пытался защитить Наги, у него ни черта не получалось?! Плевать, что она старше его, плевать, что она его цербер, плевать! Почему он никак не мог защитить одну единственную девушку?!
Время тянулось невыносимо долго. Каждый раз, когда врачи выходили из-за закрытого коридора, парень вздрагивал. Боялся и надеялся, что это им принесли весть, но в итоге врачи шли к другим людям. Кто-то вздыхал с облегчением и радовался, плакал, но кто-то в ужасе хватался за голову, отказывался принимать слова утешения. Кричал. Рыдал.
Что за чертовщина происходит с городом в последнее время?
— Тодороки-сан!
От усталости и стресса сон практически затянул Шото в свои объятия, но голос врача заставил вздрогнуть не только его, но и Старателя. Они оба чуть не подскочили, как ужаленные, когда к ним приблизился мужчина в белом халате с маской на лице.
— Она…
Отцу было больно даже произносить возможный вердикт.
— Она жива, — сообщил врач, но бесстрастный тон его голоса не позволил Шото обрадоваться, — однако находится в тяжелом состоянии. Мы смогли ее стабилизировать, но ей потребуется провести несколько операций.
— Но… может, Исцеляющая девочка сможет помочь? — ухватился за промелькнувшую надежду Шото.
— Не все так просто. Ускоренная регенерация может только навредить. У девушки в груди остались осколки пули и костей, они сильно повредили ее легкое и чудо, что не затронули сердце и артерии.
— Так… она будет жить?
— Мы сделаем все возможное. Операции предстоят сложные, и если все пройдет удачно, то она восстановится. Благодаря причуде ее организм достаточно сильный, однако… все зависит от нее. От того, как скоро она очнется в последствии.
— И сколько это может занять? — спросил Старатель.
— Трудно сказать. Может, сразу после операций. Может, через неделю или месяц.
— А можно… ее увидеть?
— Боюсь, сейчас я не могу этого позволить, особенно в таком виде, извините. Приходите утром, но мы сможем допустить вас к ней ненадолго, — отчитался доктор и, поклонившись, добавил: — А теперь прошу меня простить.
Она жива, но… от этого никакой радости или облегчения. Пуля, разодравшая легкие… ее хриплое дыхание…
— Шото… пойдем.
— Я останусь. Я не…
— Ты ей так не поможешь, врачи о ней позаботятся. Пойдем. Ты сможешь навестить ее утром.
— Почему?.. — сжав кулаки и опустив голову, чтобы спрятать подступающие слезы, парень, к сожалению, не смог сделать то же самое со злостью. — Почему ты так спокоен? Тебе что ли все равно? А? Скажи мне, тебе что ли все равно, ты!..
Его тяжелая рука, опустившаяся на плечо, лишила Шото всякого желания кричать. Не говоря ни слова, Старатель притянул к себе сына. Парень не знал, как реагировать, он не хотел из-за горя бросаться в спасительные объятия, но, если бы его никто не поддержал, он бы рухнул на пол. Поэтому, молча опустив голову, Шото был благодарен за этот жест поддержки.
— Пойдем домой. Больше ее сестра не причинит ей вреда, Жжение об этом позаботится.
Закрыть злодея за решеткой? Так ли это действенно, если буквально на днях из Тартара сбежало столько преступников? Хотя, какой смысл об этом рассуждать? Отец прав, все, что оставалось сейчас, это идти домой.
Но лишь… сейчас. И он сделает все возможное, чтобы девушка уже проснулась в безопасном мире, где ей ничего не будет угрожать.
В новогодние праздники меня пугал поход в храм из-за большого количества людей, но я старалась этого не показывать. Мама всячески подбадривала меня, крепко держала за руку, когда мы находились в толпе. Помню, во время последнего совместного похода шел снег… как сейчас. Падал мне на голову, цеплялся за теплое кимоно. От мороза щипало щеки и мерзли пальчики.
— Не бойся, — улыбнулась мама, — пойдем с нами, смелее.
Я застряла в воспоминаниях? Не разобрать ни одного лица, их словно стерли из воспоминаний. Родители стояли позади нас, ожидая, когда мы выберем приглянувшуюся эма — деревянную дощечку, посвященную богу. Обращение к небесному покровителю. Чем дольше я сосредотачивалась на рисунках на дощечках, тем туманнее становилось пространство вокруг. Я растворюсь в воспоминаниях? Наверное, это не так уж и плохо. В тот день, несмотря на страх перед толпой, мне было хорошо.
— Вернись к нам.
Ощутив, как мою ладонь сжала чья-то рука, я обернулась и увидела Якуши. Младший брат улыбался, хотя я с трудом различала черты его лица.
— Вернись к нам, пожалуйста… вернись ко мне.
Его голос не похож на голос маленького мальчика.
— О чем ты?
Он промолчал, тихо засмеялся уже привычным звонким смехом и потянул меня прочь. Его рука выскользнула из моей, и несмотря на то, что людей продолжало становиться больше, брат не собирался останавливаться.