Я хочу кричать так громко и долго, как только позволят мои легкие. Я хочу броситься на пол, брыкаться и кричать, как двухлетний ребенок во время истерики. Именно так я чувствую себя внутри. Однако снаружи я натягиваю на лицо свою обычную каменную маску и спрашиваю самым вежливым тоном, на который только способна:
— Райдер, не мог бы ты заплатить?
Кассир, очевидно, очень смущенная нашей небольшой беседой, отводит взгляд, словно пытаясь нас проигнорировать.
Спустя, казалось бы, вечность, он подходит и протягивает свою карточку. Прежде чем ввести пин-код, он снова смотрит на меня.
— Что скажешь?
— Спасибо, — говорю я. Каким-то образом я делаю это, не крича ему в лицо. Он вводит свой четырехзначный код и ждет, пока бедная девушка за кассой вручит ему чек.
Он садится на водительское сиденье, как только отпирает грузовик, оставляя меня загружать продукты и возвращать тележку. Когда я сажусь в машину, не забыв пристегнуться, он хмыкает.
— Это было весело.
Глава 6
Спустя несколько дней мы входим в некое подобие рутины. Пенни остается в доме, даже никогда не просясь выйти. Она убирает, стирает, готовит ужин к моему приходу. Когда я прошу о сексе, она, кажется, с готовностью соглашается.
Я уже потерял счет тому, сколько раз мы занимались сексом и сколько денег она отработала. Надеюсь, она по-прежнему должна много денег. Я не хочу, чтобы она уходила.
Отбросив эти мысли, я сосредоточился на сегодняшнем дне и на том, что сегодня я получу свой мотоцикл обратно.
Прошло две долгих недели в ожидании починки моего байка. Поэтому, когда Мэддокс говорит мне, что заедет за мной, чтобы забрать его, я чувствую себя маленьким ребенком в рождественское утро.
— Я скоро вернусь, — говорю я Пенни и выхожу за дверь как раз в тот момент, когда Мэддокс подъезжает на своем внедорожнике. Странно видеть его не на его Харлее, но я рад, что он приехал на машине, потому что я ни за что на свете не поехал бы с ним на одном мотоцикле.
Как только я сажусь в машину, я чувствую, что что-то не так. Мэддокс еще более угрюм, нежели его обычная задумчивость. Его хмурый взгляд стал более заметным, блеск в глазах немного нездоровый, а хватка на руле слишком крепкая.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — спрашиваю я, спустя несколько минут езды.
— Я думаю, кто-то ворует деньги, — проговорил он. — Показатели низкие, хотя дела идут по-старому. Кто-то нас наебывает, и я не думаю, что это один из тех, с кем мы имеем дело.
— Что ты хочешь сказать? Что это делает один из наших собственных парней?
— Я не знаю, Райдер, но я собираюсь это выяснить, и я надеюсь, что ты меня в этом прикроешь.
Я почти фыркнул.
— Это вообще вопрос? Ты знаешь, что я тебя прикрою. Всегда.
Я не могу поверить, что он вообще спрашивает. Мы с Мэддоксом были лучшими друзьями на протяжении многих лет. Я готов на все ради него, и я доверяю ему свою жизнь.
— Я знаю, но это совсем другое. Нам никогда не приходилось заниматься нашими. Возможно, нам придется убить одного из наших братьев, и хотя все знают правила, кто-то может с ними не согласиться. Как минимум, они будут возмущены тем, что мы это сделали, а это влечет за собой целый ряд других проблем.
— Тогда мы разберемся и с ними. Мы убьем того, кого нужно убить. Как ты сказал, все знают правила. Знают, что будет, если украдешь из клуба. Мне плевать, кто будет переживать из-за убийства одного из наших, если он нарушил закон клуба. Кроме того, ты — президент. Ты принимаешь решения, и я буду рядом с тобой, что бы ни случилось.
— Я догадывался, что ты скажешь что-то подобное, но мне нужно было убедиться, прежде чем проводить расследование. Мы выясним, кто набивает карманы, а затем отрежем ему яйца.
— Вот это разговор, — усмехаюсь я. Мое наслаждение насилием всегда было необычным. Оно приводило меня в беду больше раз, чем я могу сосчитать. Вот почему я вице-президент МК, а не обычная канцелярская крыса.
* * *
По возвращении в дом меня встречает множество ароматных запахов. Она приготовила что-то вроде курицы с соусом из трав и лимона. Я не знаю названия блюда, но меня это не волнует. Знаю только, что это вкусно.
— Как ты научилась готовить? — я помню, что готовка не была лучшим атрибутом ее мамы, так что она, должно быть, научилась этому где-то еще. На мой вопрос ее лицо скривилось, словно воспоминание вызвало боль.
Это становится все менее забавным и все более депрессивным. Мне нравится наблюдать за ее болью, но только когда причиной боли являюсь я. Кроме того, я не хочу, чтобы она была настолько сломлена, чтобы совсем не сопротивлялась. Я хочу от нее какой-то реакции, кроме слез. Я все жду, когда она сорвется. Разозлится настолько, что ответит мне остроумным замечанием или хорошим оскорблением. Я был уверен, что она сломается в продуктовом магазине, но, по-моему, мы даже не пустили трещину в ее стене.