Клятва при гробе Господнем

Тогда слезы потекли из глаз Шемяки; он склонил голову, закрыл ее руками и зарыдал громко.

– О милые братья мои! Василий – львиная храбрость, товарищ опасностей, неродной сердцем, родной кровью отцовскою, меч булатный в бою, копье неизменное, рука сильная в битве! О Димитрий, душа ангельская, младенец сердцем, праведник небесный, утеха отцовская, райский цвет в мире грешном и суетном! О моя дружина удалая, товарищи, на мечах вскормленные, разгульные, веселые, крепкие!

Гудочник стоял, сложа руки, и молчал. Поспешно вошел к ним Чарторийский.

«Князь Димитрий Юрьевич, – сказал он, – я едва поднялся с одра и пришел известить тебя о грозящей беде». Чарторийский был бледен; правая рука его была подвязана; в пылу битвы он был жестоко ранен и замертво унесен с поля сражения.

– Какая еще беда? – спросил Шемяка, не вставая со своего места.

«В ставке Голтяева собрались все московские воеводы; они говорят, что ты сносишься тайно с ханом, что ты изменяешь и передаешь татарам войско московское, что у тебя видели лазутчика ханского. Хотят схватить тебя, и один верный боярин рязанский известил меня об этом!»

– Что же? Пусть прийдут, – хладнокровно отвечал Шемяка.

«Ты погибнешь, князь мой! Ты здесь одинок, никто за тебя не заступится – я даже не могу держать меча…»

– Живой не отдамся я им в руки – в этом уверяю тебя, а жить так, как живу я – горше смерти и хуже быть не может!

«Нет! может, – сказал Гудочник, – может: есть цепи, кандалы, есть тюрьмы, есть ножи вырезать очи; есть невесты, которых можно отнимать и отдавать за рабов, когда женихи будут в то же время истекать кровью и плакать не слезами, а ядом палящим»,

– Смерть и проклятие! – воскликнул Шемяка. – Что же мне делать? Дай мне Василия, дай: я растерзаю его своими руками, напьюсь его кровью, выточу из костей его зернь и потом кину жребий, что ожидает меня за все это на том свете!

«Ты ожил, наконец, – сказал Гудочник, – ожил. Пойдем же, спеши, не медли; я проведу тебя сквозь мечи и копья вражеские, сыщу тебе дружины, сыщу мстителей, уведу тебя в вольную землю новгородскую, убежище изгнанных, бедствующих князей! Повесть о злодействах Василия, о гибели рода твоего, вознесет мечи и копья вольного народа. Если Василий не дал тебе отпировать свадебного пира, то задай ему пир кровавый, напои смертным вином убийцу братьев твоих!»

– Веди меня, веди скорее, скорее!

«Дай сперва задать потеху московской сволочи! Пойдем, вели седлать коней!»

Не понимая сам, что делается, Шемяка кликнул конюших своих. «Скорее седлать коней!» – сказал он.

– Они уже оседланы, и мы продрогли, дожидаясь, что ты повелишь.

«Кто приказал вам?»

– Я, – сказал Чарторийский, – боясь следствий того, о чем я говорил тебе.

Шемяка крепко пожал ему руку.

«Князь Димитрий Юрьевич! – вскричал Сабуров, вбегая испуганный, – дело плохое: в войске началось сильное волнение: крамола воевод усиливается; слышны клики буйные против тебя».

– Я пойду к ним, обличу их, обличу их вероломного князя!

«Князь! помысли, опомнись: что ты замышляешь? – сказал Гудочник. – Надобно спасаться, и не здесь место оправдывать себя, но там, там, на новогородском вече, с булатными доводами правоты твоей!»

– Князь! спасайся, если только есть средство! – сказал Чарторийский, – оставь нас в жертву врагов твоих!

«Вас оставить – последних друзей моих? Никогда, никогда!»

– Мы найдем средства спастись все, не боясь ни крамол, ни мечей, – сказал Гудочник. – Недалеко отсюда ждут нас подводы, и мы будем далеко, прежде нежели опомнятся москвичи от гостинца нашего. Поспешим!

Гудочник пошел; все следовали за ним, поспешно сели на коней и тихо поехали из небольшого селения, где был главный притон московских воевод. Видно было повсюду большое волнение; огни мелькали по домам; воины ездили взад и вперед; большой костер огня разложен был за селением. Тихо проехали беглецы мимо толпы воинов, собравшихся в беспорядке подле костра. «Вслушайся в клики их», – говорил Гудочник Шемяке. В шуме и безобразных воплях, слышны были громкие восклицания: «Смерть Юрьеву отродью! Чего мешкать! Смерть изменникам московского Великого князя! Не станем терпеть ханских друзей!»

– Теперь пора попотчевать друзей твоих! – сказал Гудочник. – Поедем скорее! – Отъехав к лесу, недалеко от селения, Гудочник затрубил в звонкий рожок. Звуки далеко отдались в лесу и звонко повторены были другим и третьим рожками. Не прошло несколько мгновений, как в стороне к Белеву засветился огонь, и пожар опламенил небосклон.

«Ты предаешь соотчичей в руки врагов!» – вскричал с негодованием Шемяка.

– Нет! спасаю их. Через час, не более, тайная засада обошла бы их сзади, и они погибли бы все, в тишине сна и ночи, под саблею басурманской. Князь Чарторийский! можешь ли держаться на коне?

«Могу, если надобно спасать жизнь».

– Итак, благослови, Господи! Мы должны проехать здесь, прямо через лес, по тропинке, и выехать на Рязанскую дорогу. Пока опомнятся наши друзья, пока управятся они с пожаром, а потом с татарами, мы будем уже далеко.