Клятва при гробе Господнем

– Нельзя ли, брат, уволить нас от твоего совета, – сказал князь Ярославский, оскорбленный словами Косого. – Молоденек еще ты учить других; в наше время, кто был помоложе, тот слушал старших.

«Он считает себя старшим», – сказал кто-то из гостей.

– В чужом доме все моложе хозяина, – подхватил другой.

«Мне кажется, что у многих голов теперь хозяева удалились», – отвечал Косой, озираясь с досадою.

– Слушай, брат Василий Юрьевич, – молвил князь Зубцовский, – непьяному с пьяным не беседа. Отставать от других не надобно.

«И приставать не годится: душа мера; я вам, а вы мне – не указ».

– А если бы тетушка, Великая княгиня?

«Не всякая тетушка матушка, есть и мачехи», – сказал кто-то.

– Что это изволишь ты говорить, князь Василий Юрьевич? – спросила София, вспыльчиво.

«Здесь так много и вдруг говорят, – отвечал Косой, – что я не знаю, о чем ты спрашиваешь, княгиня. Ты не отличила моей речи от других».

– Твои речи всегда так разумны, что их легко можно отличить от других, как галку по полету.

Косой промолчал. Это более рассердило Софию. «Ты уж не изволишь и отвечать мне?» – сказала она.

– Иногда молчание лучше речей, – сказал Косой. «Змеиное твое молчание, – вскричала София, – змея молчит, а только жалит».

– Змея – женщина! – сказал Косой, с гневом бросив вилку на стол. – Не знаю, с чего применять ее к мужчине!

София побледнела от досады. – «Князь! Княгиня!» – вскричали многие собеседники, предвидя и желая утишить бурю. Смятенный шум раздался в палате.

– В самом деле, не думаешь ли ты, князь, что ты старше других в нашей беседе? – вскричала София. – Так я тебе докажу, что я жена твоего дяди и мать твоего Государя!

«Надо мною один Государь – Бог!»

– А отец разве не Государь тебе? – сказал князь Ярославский, у которого все еще не прошла досада, причиненная словами Косого.

«Видно, князь Юрий не отец ему!» – вскричала София, злобно усмехаясь.

– Вернее, нежели твоему сыну мой покойный дядя! – отвечал Косой, не в силах будучи переносить обидные речи тетки.

«Наглая душа! как ты смеешь сказать мне такие непристойные речи?» – закричала София. Косой тронул душу ее за самое больное место.

– Полно, полно – князь, княгиня! – заговорили тогда многие.

«Послушайся друзей, Василий Юрьевич, – проговорил сам князь Ярославский, – за что ты гневаешься? Между друзьями что за перекоры!»

– Вижу, какими друзьями окружен я здесь, князь Александр Федорович: не выдают тетушку в слове, – сказал Косой, отодвигаясь от стола и желая встать со своего места.

«Ты осмеливаешься здесь своевольничать!» – воскликнула София, поспешно вставая.

– Умрем за матушку нашу, Великую княгиню! – закричал Туголукий, поднявшись и стуча в стол кулаком. Многие бояре выскочили из-за своих столов, многие князья также поднялись с места.

– Великая княгиня! Тетушка! послушай – внемли доброму слову! – говорили Константин Димитриевич, князья Тверской и Ярославский, но – тщетно. Среди шуму слышны были угрозы, которыми с разных сторон разменивались бояре и князья. Голос Софии раздавался среди всех: «Крамольник – злоумышленник – злодей!» – восклицала она.

«Умрем за Великую княгиню!» – возглашал между тем Туголукий.

– Заткни ему рот, князь Чарторийский! – сказал Шемяка и обращаясь то к Софии, то к брату старался уговорить их: «Послушайте, тетушка, брат! Побойтесь Бога, постыдитесь людей…»

– Ты думаешь, что я не знаю твоих замыслов? – кричала София, не внемля ничему. – Что я тебя, злодея, за стол-то свой посадила с честными князьями, так ты думаешь, я и отдамся в твои руки?

«Бог с тобой и с твоим хлебом-солью, когда ты ими коришь меня! – воскликнул Косой. – Я не хочу быть твоим гостем – возьми деньги за хлеб, за соль, только не кори! Князья! свидетельствуйте: я ли начал такую позорную ссору?»

– Он! – Нет, не он! – Князь виноват! – Князь прав! – кричали со всех сторон.

«Ты мне заплатишь, князь-голытьба? – вскричала София, вдруг подбегая к Косому. – Да чем заплатишь, ты, князь без поместья? Знаешь ли ты, что только по милости моей и сына моего у тебя есть кусок хлеба, а у твоего отца горшок каши?»

Смятение достигло тогда величайшей степени: шумели во всех сторонах, руки многих падали уже на рукоятки мечей. До сих пор Шемяка старался еще уговаривать, упрашивать. Но когда София упомянула об отце его, он с гневом воскликнул: «Замолчи же, тетка! Сама ты кормишься по милости отца моего! Не смей порочить моего родителя, или – клянусь Богом, не сдобровать тебе с твоими речами!»

– И ты осмеливаешься туда же? – закричала София, обращаясь к Шемяке.

«Прекратите ссору, – сказал Шемяка, опомнившись и снова удерживая гнев свой. – Бог с тобой, тетка: не родная ты нам по плоти, чужая и по душе! Брат! оставим любезную тетушку и добрых гостей ее…»

– Нет! я вас не оставлю! – вскричала София. – Князья, бояре! возьмите меч у князя Василия!

«Княгиня! что ты делаешь! Ты оскорбляешь всех нас!» – закричало множество голосов.

Косой, казалось, был оглушен таким неожиданным решением Софии. Он побледнел, губы его задрожали. Бояре московские не двигались с мест своих.