– Мы оба были почти детьми, когда потеряли родителей, – мягко проговорила Маргарита, – и каждый из нас заменял для другого весь мир. До моего замужества Арман был для меня дороже всех на свете.
– Он сказал мне, что вы замужем за англичанином. Он сам страстно любит Англию! Сначала он все говорил, что я непременно должна ехать в Англию в качестве его жены, говорил, как мы будем счастливы там…
– Отчего вы сказали «сначала»?
– Теперь он уже меньше говорит об этом.
Жанна сидела на низеньком стуле у огня, опершись локтями в колени; ее хорошенькое личико было наполовину скрыто густыми темными кудрями. Глядя на нее, Маргарита чувствовала, как в ее сердце понемногу таяла ненависть к этой бедной, печальной девушке. А ведь еще меньше часа назад, направляясь сюда, она невольно вспоминала, как Арман вчера вечером крался, подобно вору, по темным коридорам тюрьмы, и в ее душе невольно закипала ненависть к женщине, которая не только похитила сердце ее брата, но и заставила изменить вождю. Теперь она понимала, что в рыцарском сердце Сен-Жюста неминуемо должно было вспыхнуть страстное желание защитить от всяких житейских невзгод это очаровательное дитя с большими, кроткими глазами.
Казалось, Жанна чувствовала устремленный на нее взгляд Маргариты, потому что щеки ее покрылись горячим румянцем, хотя она сидела не оборачиваясь.
– Мадемуазель Ланж, – мягко произнесла Маргарита, – разве вы не чувствуете, что можете довериться мне?
Жанна медленно повернулась и бросилась перед Маргаритой на колени, горячо целуя прекрасные руки, с родственным чувством протянутые к ней.
– Да, я верю вам, – шептала она, глядя сквозь слезы на склонившееся над нею бледное лицо. – Я так жаждала найти человека, которому могла бы довериться. В последнее время я была так одинока, а Арман…
Нетерпеливым жестом она отерла набегавшие на глаза слезы.
– Что же сделал Арман? – спросила Маргарита с ободрительной улыбкой.
– О, ничего дурного! – быстро ответила Жанна. – Он так добр, так благороден! Я так люблю его! Я полюбила его с первого нашего свидания. А потом он пришел ко мне, рассказывал про Англию, про благородного Рыцаря Алого Первоцвета. Вы, верно, слышали о нем?
– Да, слышала, – с улыбкой ответила Маргарита.
– В этот самый день пришел Эрон со своими солдатами, – продолжала Жанна. – Это самый жестокий человек во Франции. Тогда мне удалось спасти Армана, обманув Эрона, и, – с очаровательной наивностью добавила Жанна, – мне показалось, что после того, как я спасла ему жизнь, он принадлежит мне. Затем меня арестовали, – продолжала она после короткой паузы, и при этом воспоминании ее свежий, мелодичный голос задрожал. – Два дня я провела в темной камере, зная, что Арман страдает за меня, и не имея понятия о том, где он и что с ним. Но Господь не оставил меня. В Тампле, куда меня перевели, один из служителей проникся состраданием ко мне. Не знаю, как он это устроил, но в одно прекрасное утро он принес мне какие-то грязные лохмотья, прося поскорее надеть их; когда же я переоделась, он велел мне следовать за ним. Это был жалкий, грязный человек, но у него, вероятно, было доброе сердце. Взяв меня за руку, он передал мне свои метлу и щетку. Только еще рассветало, в коридорах было темно и пусто, и на нас никто не обращал внимания. Один лишь раз какой-то солдат вздумал пошутить со мною; тогда мой проводник сурово оттолкнул его со словами: «Оставь, это – моя дочь!». Я чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась, чувствуя, что моя свобода, а может быть, и жизнь висят на волоске. Пока мы шли по мрачным коридорам, я усердно молилась Богу за себя и своего спутника. Мы вышли по черной лестнице, потом прошли несколько узких улиц и, наконец, дошли до перекрестка, где стояла крытая повозка. Мой добросердечный провожатый усадил меня в эту повозку и приказал сидевшему на ко́злах человеку отвезти меня на улицу Сен-Жермен л’Оксерруа. Я была бесконечно благодарна этому жалкому человеку за то, что он вывел меня из ужасной тюрьмы, и охотно дала бы ему денег – он, наверное, очень беден! – но у меня не было ни одного су в кармане. Он сказал мне, что там, куда меня повезут, я буду в полной безопасности, и просил меня терпеливо подождать несколько дней, пока я не услышу о ком-то, кому мое благополучие очень дорого и кто позаботится о моей дальнейшей судьбе.
Маргарита молча слушала наивный рассказ молодой девушки, не имевшей, по-видимому, ни малейшего понятия о том, кому она была обязана жизнью и свободой. С гордостью следила Маргарита за каждым шагом таинственного рабочего, рисковавшего жизнью ради спасения женщины, которая была так дорога ее другу.
– И вам ни разу не пришлось больше видеть того доброго человека, которому вы обязаны жизнью? – спросила она.
– Ни разу, – ответила Жанна, – но на улице Сен-Жермен л’Оксерруа приютившие меня добрые люди сказали мне, что грязный чернорабочий в лохмотьях был не кто иной, как таинственный англичанин, которого так уважает Арман и которого зовут Рыцарем Алого Первоцвета.
– Вы не долго оставались на этой улице?