Клятва Рыцаря (сборник)

– И опять-таки ошиблись. Я был очень рад вас видеть, так как чувствовал себя весь день чрезвычайно одиноким. То, что вы приняли за неудовольствие, было просто удивление от неожиданной встречи.

– Неожиданной? Положим, вы действительно могли удивиться, видя, что такой известный и опасный заговорщик, как я, разгуливает на свободе. Вы, разумеется, слышали, что за мной следит полиция?

– Я слышал, что вы сделали не одну благородную попытку освободить из рук этих животных наших несчастных короля и королеву.

– И все эти попытки окончились неудачей, – невозмутимо произнес де Батц. – Каждый раз меня или продавал кто-нибудь из моих сообщников, или выслеживал подлый шпион, жаждавший получить награду за донос. Да, мой дорогой друг, после нескольких попыток спасти от эшафота короля Людовика и королеву Марию Антуанетту я все-таки не в тюрьме и смело гуляю по улицам, разговаривая со встречающимися друзьями.

– Вам благоволит удача, – не без иронии заметил Сен-Жюст.

– Я всегда был очень осторожен, – возразил де Батц. – Я заводил себе друзей там, где, как я и предвидел, они могли мне больше всего понадобиться.

– Да, я знаю, – с насмешкой подтвердил Арман, – вы пользуетесь австрийскими деньгами…

– Значительная часть которых прилипает к грязным рукам наших милых патриотов, устраивающих революции, – докончил за него де Батц. – На деньги австрийского императора я покупаю свою безопасность и могу поэтому работать на пользу монархии Франции.

Сен-Жюст молчал, невольно проводя параллель между этим самодовольным хвастуном и тем благородным заговорщиком, чистые, ничем не запятнанные руки которого всегда были готовы поддержать слабого и несчастного.

– Мы подвигались вперед медленным, но верным шагом, – продолжал де Батц, не подозревая, какие мысли родились в голове его молодого друга. – Мне не удалось спасти монархию в лице короля и королевы, но я могу спасти дофина.

– Дофина? – невольно прошептал Сен-Жюст.

– Да, дофина, – подтвердил де Батц, – вернее, Божьей милостью Людовика Семнадцатого. В настоящее время это – самая драгоценная жизнь во всем мире.

– Вы правы, де Батц, – горячо проговорил Арман, – это – самая драгоценная жизнь на свете, и ее надо во что бы то ни стало спасти.

– Разумеется, – спокойно сказал де Батц, – только без участия вашего друга, Рыцаря Алого Первоцвета!

– Почему это?

Не успело слово сорваться с губ Сен-Жюста, как он уже пожалел об этом.

– Мой милый друг, – с добродушной улыбкой сказал де Батц, – вы решительно не годитесь в дипломаты. Так, значит, этот изящный герой, ваш Рыцарь Алого Первоцвета, надеется вырвать нашего молодого короля из когтей сапожника Симона [1] и прочей сволочи?

– Я этого не говорил, – угрюмо произнес Арман.

– Но я говорю! Разве может кто-то сомневаться, что ваш романтичный герой не обратит внимания на маленького мученика в Тампле? Ваше появление в Париже ясно говорит о том, что вы стали под знамена загадочного маленького алого первоцвета и что сам предводитель этой Лиги теперь в Париже и надеется похитить Людовика Семнадцатого из Тампля.

– А если бы и так, то вы должны не только радоваться, но и постараться помочь.

– Тем не менее я не сделаю ни того ни другого, – спокойно произнес де Батц. – Людовик Семнадцатый – французский король; поэтому и жизнью, и свободой он должен быть обязан только нам, французам, и никому другому!

– Но ведь это чистейшее безумие! – воскликнул Арман. – Неужели вы дадите ребенку погибнуть из-за вашего личного эгоизма?

– Называйте это, как вам угодно! Всякий патриотизм до известной степени эгоистичен, и в это дело я не допущу иноземного вмешательства!

– Но вы работаете, используя иностранные деньги!

– Это – совсем другое дело. Я не могу достать деньги во Франции и беру их там, где нахожу; но бегство короля Людовика Семнадцатого из Тампля я могу организовать французскими средствами, и слава его спасения будет принадлежать французским роялистам.

Широко открытыми глазами смотрел Сен-Жюст на довольное лицо своего друга. Арману теперь стало ясно, что желание барона, касавшееся спасения несчастного дофина, было вызвано вовсе не патриотизмом, а исключительно корыстолюбием. Вероятно, в Вене ему обещали щедрую награду, если Людовик XVII прибудет целый и невредимый на австрийскую территорию, и эта награда ускользнула бы из рук барона, если бы в дело вмешался непрошеный англичанин. Преследуя свои корыстные цели, де Батц рисковал жизнью несчастного ребенка, но до этого ему не было дела: его собственное благополучие было гораздо важнее самой драгоценной жизни во всей Европе.

Теперь Арман дорого дал бы за возможность оказаться в своем незатейливом убежище. Слишком поздно оценил он мудрость данного ему совета, предостерегавшего его не только от новых знакомств, но даже и от возобновления старых.