Сапожки из мягкой замши, увы, чёрного цвета, так как нога у Серафимы была больше бабулиной, чему та всегда безмерно радовалась. Прежде. Этим утром печалилась, так как ей хотелось добить вояку образом глуповатой красотки.
— А кто мой багаж заберёт? — радостно спросила Фима, оглядывая пустой двор. Никого, кроме Богдана и серебристого флаера, у подъезда в полседьмого утра воскресного дня не наблюдалось.
— Госпожа Заречина, не перегибайте палку.
— Палку? — усмехнулась Фима на манер бабули, затем опустила взгляд и поинтересовалась: — А вы это какую палку имеете в виду?
Пункт два бабулиного наставления: пошлить, пошлить и ещё раз пошлить. Сорвётся — появится повод бросить всё и гордой вернуться домой. Не сорвётся и вздумает принять приглашение — сразу подать заявление о сексуальном домогательстве. Всё просто. И страшно. До икоты и коликов в боку. Пошлить Фима не умела, и ей приходилось переступать через себя.
Богдан проследил за взглядом брюнетки и побагровел от стыда, прикрывая рукой пах.
— Не хамите, госпожа Заречина, — отчитал он подчинённую и решил, что лучше ретироваться за чемоданом, чем стоять под ехидным взглядом зарвавшейся малолетки.
И чего только все в ней находят? Дрянь дрянью. Правда, умная. Брюнет остановился на середине лестницы, оглядываясь на закрытую дверь подъезда. Умная на его голову свалилась. А ведь опять повёлся, побежал как миленький за её багажом. Тяжело будет с этой занозой. Но ничего, и не таких обламывали. Она ещё молить будет простить её.
Чемоданов оказалось два. Ахметов, стиснув зубы, забрал их из прихожей, где его караулила Мара Захаровна. Стоило мужчине взяться за ручки дорожных сумок и обернуться, как пришло понимание, что он угодил в ловушку. Заречина-старшая выставила ножку, преграждая ему выход из квартиры, искушающе улыбнулась, лаская пальчиками свою шею и плечо. Сглотнув, Богдан храбро воззрился в лицо обольстительницы, желая высказаться, но она его опередила:
— Я, знаете ли, люблю брюнетов, — томно вздохнув, продолжила, оглядев его плотоядным взглядом. — Таких, как вы. Так что если вдруг заскучаете вечерком, позвоните, — протянула она визитку, которую достала из кармана халатика.
Но Ахметов был непреклонен. Хватит с него издевательств. Скоро вылет, нужно было спешить.
— Я этим не увлекаюсь, — решительно отверг он визитку и приблизился к входу, примеряясь, как перешагнуть обнажённое колено.
— Ах, как вам не стыдно о таком во всеуслышание говорить! — воскликнула Мара Захаровна, изрядно напугав начальника семнадцатого отдела. Он замер, не понимая, что, собственно, такого сказал, чтобы вызвать столь бурную реакцию у брюнетки.
Та придвинулась к мужчине ближе и тихо зашептала ему на ухо, от чего кровь в венах Богдана вспенилась:
— Если не этим увлекаетесь, то всё остальное а-мо-раль-но.
Легко дохнув в ухо, Мара Захаровна отстранилась, любуясь пунцовым Ахметовым, который, не прощаясь, выскочил на площадку, а затем бросился к лестнице, игнорируя лифт.
Заречина-старшая покачала головой.
— А-мо-раль-но, — повторила она томно, пробуя на вкус это слово. — И аморе, и орально. Удивительное слово.
На этом мудрая женщина отошла в глубь квартиры, позволяя дверям автоматически закрыться.
«Стервами не рождаются, а становятся», — так не раз говорила Серафиме бабуля. Причём виноваты в этой эволюции женщины опять же мужчины. Фима готова была поверить ей, так как чем больше думала о Дантэне, тем сильнее злилась, отчего всё больше вживалась в роль стервозины и всё больше трепала нервы Богдану.
— Мне замуж выйти предложили, — шепнула она, подсаживаясь очень близко к подполковнику, который нервно сжимал штурвал флаера.
— Рад за вас, — пробормотал тот в ответ.
— Ой, а вы даже не спросите кто? — наигранно удивилась Фима, заигрывая с хмурым Ахметовым.
— Нет, — холодно отрезал в ответ мужчина.
— А зря. Но так и быть скажу — бабуля. Она сказала мне утром, сразу после вашего прихода, что мне пора замуж.
Богдан нахмурился и смерил веселящуюся за его счёт шатенку взглядом. Он совершенно не понимал поводов для её улыбки. Им предстояло достаточно опасное дело, в котором немаловажная роль отведена именно ей, а она словно не понимала всю серьёзность ситуации.
— Понимаете, бабулечка у меня с очень активной жизненной позицией и вы в её вкусе, вот она и хочет, чтобы я квартиру освободила. Вы ей явно приглянулись, — ворковала Серафима и осмелилась даже погладить мужчину по колену. Тот вздрогнул от неожиданности, и флаер повело в сторону. Фима вскрикнула чисто по-женски и села прямо.
Пункт три наставлений оказался самым опасным, но обеспечивал безопасность Фиме от поползновений Ахметова в её сторону. Бабуля приказала при каждом удобно случае пугать подполковника её именем, чтобы тому жизнь сладкой не казалась.
— Заречина, сидите смирно и не трогайте меня, это приказ! — рявкнул подполковник, выравнивая аппарат. — Мне плевать на вас и вашу бабулю. И соберитесь уже. Что за ужасные перемены? Ну бросил вас мужчина, чего вы так опустились?
— Плохо же вы знаете атландийцев, господин Ахметов, — укоризненно покачала головой Фима.