Клятва золотого дракона

Илидор вздрогнул при первом звуке голоса Конхарда, потом поморщился, поднялся из-за стола, принялся расхаживать туда-сюда, то и дело натыкаясь на углы мебели, ящики и корзины.

– Когда я улетал из Донкернаса, мне дважды едва не оттяпали ногу, один раз чуть не сожгли и один раз зарядили булыжником в бок, еще немного – сломали бы крыло. Разумеется, всё это сделали при помощи машин. А если я примусь рассказывать, как драконышей дрессируют, используя машины, как с их помощью обездвиживают, наказывают, удерживают взрослых драконов – мы проторчим за этими историями до ночи. Словом, я просто не люблю машины, Конхард, и, заметь, это я еще и слова не сказал о том, как из-за них погибли почти все драконы, а выжившие сбежали из подземий!

Двумя кулаками Илидор ахнул по столу, и звон от подпрыгнувшей посуды прокатился по дому.

– И вот теперь, ты понимаешь, теперь ваш король хочет, чтобы я нашел ему машину! Не камни! Не металлы! Не короткий путь в пропасть! Машину! Серьезно?

Нелла швырнула в Конхарда полотенце.

– Я не умею не бояться машин! – припечатал Илидор, и его крылья снова развернулись, а клубки мглы под ними стали похожи на грозовые тучи. – Это самое злобное зло для драконов, это единственное, чего мы не могли победить, и мы с машинами ненавидим друг друга, но я не умею бороться с ними, а они умеют бороться со мной! Я ничего не могу им противопоставить! Это единственное, что продолжает меня разрушать! Ты доволен?

2.3

Как можно выносить тишину векописных архивов, эту особенную тишину, абсолютную, не нарушаемую, а только дополняемую шорохами, бесконечную и гулкую, неустанно напоминающую о том, какой долгий путь проделал народ гномов лишь для того, чтобы теперь кто-то мог прийти в архивы и послушать это молчание?

Правда, почти никто и никогда не приходил в архивы, обиталище векописцев.

Длинные ряды стеллажей, пахнущих каменной крошкой и пергаментом из кожи горбачей, пылью и чернилами. Черные в серых прожилках плиты пола, которые глушат шаги, и кажется, будто векописцы передвигаются по архивам беззвучно, лишь изредка можно уловить шорох мантий или хриплое дыхание старейших. Мерцающий желто-зеленый свет из окон на северной стене: стена выходит к пропасти, за которой вдали – бесконечно высокие стены подземий с текучей лавой.

Иган Колотушка любила смотреть на медленно текущие лавовые реки (чего еще ждать от Иган, она же чудачка!), а остальные векописцы говорили, что от их сияния становится больно глазам. Другим векописцам лучше думалось, когда они перебирали пергаменты или в тысячный раз сортировали записи и каменные таблички, когда дополняли и переписывали каталоги – словом, взаимодействовали с чем-то неподвижным, молчаливым, безопасным.

Иган любила эту тишину архивов, оттеняемую, как музыкой, шорохом мантий или скрипом пера. Этот запах пыли, камня и глубины веков, торжественный и вечный, это ощущение собственной малости и быстротечности перед ликом минувших и грядущих лет. Всё это дышало умиротворением и даже просветлением. Конечно, то же самое чувствовали все прочие векописцы, ибо мог быть только один способ смириться с атмосферой архивов – полюбить её, только один способ примириться с собственной ничтожностью перед ними – принять её как должное. Но едва ли кого из векописцев обуревала такая страсть, какая наполняла дни Иган. Она отличалась от них: и от тех, кто выполнял свою работу спустя рукава, не имея никаких надежд стать чем-нибудь большим, чем переписчик, и от тех, кто мог существовать только в ритме и гармонии покрытых пылью преданий, становясь тенью событий прошлых веков, не способных говорить и помышлять о чем-то ином… о жизни за пределами архивов и даже самого Гимбла, о живой, а не пергаментно-каменной истории, застывшей где-то там, в глубине гор, о нераскрытых секретах и нерассказанных историях дальних подземий, до которых теперь, спустя столько времени, можно добраться лишь двумя способами: совершенно случайно или очень хорошо зная, где нужно искать.

Потому, мечтая о старых тайнах глубинных подземий, Иган продолжала всей душой любить архивы: она была уверена, что только вместе они, глубины и архивы, могут дать гномам их подлинную и полную историю. Словом, Иган Колотушка была чудачкой.

Да, почти никто не приходил в обиталище векописцев, потому всем надолго запомнился день, когда застывшая тишина этого места была разрушена старшим стражем Приглубного квартала Йорингом Упорным.

– Что значит: вы не подготовили списки? – донесся до Иган чужой голос, низко-рокочущий, и она оторвалась от созерцания лавовых водопадов, не веря собственным ушам.

Никто и никогда не разговаривал в архивах таким тоном, с такой страстью и столь громко! Даже старший векописец Брийгис Премудрый куда сдержанней распекал переписчика, залившего мраморный стол чернилами! А кто, спрашивается, осмелится звучать в архивах громче Брийгиса? Разве что Югрунн Слышатель!