Клятва золотого дракона

Конхард ожидал, что Илидор подхватит шутку, но тот явственно ждал продолжения, и гном, удивленно шевельнув бровью, сам закончил:

– Потому как эльфы высоченные слишком. Люди-то пониже будут.

Илидор странно изогнул шею, точно одним ухом прислушивался к доносящимся из-под земли звукам, искоса посмотрел на гнома, который был ниже его всего на полголовы, и огорошил:

– А я думал, это потому, что эльфы слишком важные.

– Ну да, – Конхард поскреб подбородок. – На самом деле так. Я думал, все знают эту шутку, но ты, видать, совсем издалека.

Илидор улыбнулся уголком рта и ничего прояснять не стал, да гному оно не очень-то было и нужно.

– Уж всерьез думаю обходить Шарумар, – поделился он доверительно. – Через него напрямик, конечно, удобно, но какие ж задавалы тут живут, просто страх немыслимый, нигде не встречал таких мерзких эльфов, как в Шарумаре. Меня один раз даже чуть из города не изгнали, потому как сцепился я с одним… ну да и ладно, не больно-то хотелось. В другой раз в обход пойду, вот помяни моё слово! Да ты сам всё увидишь, вот увидишь, какие ж они тут гадостные, эти эльфы с ушами!

* * *

Идти с Илидором по улицам Шарумара было и смешно, и немного раздражающе, и… воодушевительно, что ли. Никогда еще Конхард не видел никого, кто бы так искренне и рьяно впитывал в себя незнакомые места, так жадно окунался в них, дышал ими. Илидор едва смотрел под ноги: он вертел головой, разглядывая фигурно стриженые кусты, кованые вывески и указатели в завитушках, ползущие по серым стенам зеленые лозы и резные ставни. Потом он задирал голову, чтобы разглядеть длинные окна и витражи, и навесные балконы, а еще – как там, высоко-высоко, шпили башенок впиваются в небо. И прикрывал глаза, вбирая звуки эльфского города: звон дверных колокольчиков, треньканье лютни на террасе харчевни, оживленные голоса, мелодичный смех. Он глубоко вдыхал воздух, полный сладких цветочных ароматов, он мурлыкал себе под нос, он то и дело принимался кружиться по широким улицам и зеленым бульварам, при этом умудрялся ни обо что не спотыкаться и даже не запинаться о свисающие с пояса потертые ножны с мечом, которые выдал ему Конхард.

Чувства переполняли Илидора, выплескивались из него, вихрились вокруг него и заражали восторгом гнома, который видел Шарумар уже очень много раз и в обычное время особой радости от него не испытывал. Но сейчас Конхард был так доволен, что открыл этот город для своего спутника, что испытывал к Шарумару почти нежные чувства и всё время расплывался в улыбке.

Во всяком случае, пока они не вышли к Храмовому бульвару. Тут улыбка гнома стухла, зато Илидор при виде белого купола и поющей жрицы едва не завопил от восторга.

Храм словно выныривал из буйно-зеленой растительности – невысокая коробка в один этаж с широченным белым куполом. Людская постройка, людская вера, которой только безумные деньги и такое же безумное влияние могли проторить дорогу в эльфские города вроде Шарумара. И ровно на перекрестке бульвара и дороги к храму стояла немолодая статная жрица в голубой мантии, стояла и пела – негромко, но очень проникновенно. Песня её рассказывала про солнечный свет, без которого не появилось бы в мире ничего живого, про крошку отца-солнца, горящую внутри каждого человека и делающую его живым, что этот кусочек создателя внутри нас ждет от всякого человека отваги и славных дел, которые принесут миру величие, сравнимое с величием солнца, которое дало миру жизнь. И что Храм будет всячески прославлять и чтить каждого, человека, эльфа или гнома, который бросит вызов темноте в себе и вокруг себя.

Илидор слушал это пение и с лучезарной улыбкой, сияя глазами хлеще солнца, приближался к жрице.

– Да ты что! – Конхард схватил его за полу плаща, чтобы оттащить, и тут же отдернул руку: ему показалось, будто плащ встрепенулся в ладони.

– Что? – удивился Илидор, но остановился.

Гном отер лоб. Чего не причудится от жары! В людском городе он бы расстегнул или снял куртку, но не в эльфском: слишком въедливые запахи у здешней розовой вишни, аж тошнит от этой сладости, когда она въестся в одежду, и удолбаешься его выстирывать, и чем больше одежды, в которую впитается запах, тем больше потом от него тошнит и тем больше потом стирать.

– Не подходи к ней, – Конхард ткнул пальцем в жрицу.

Та словно и не заметила, продолжала, улыбаясь, напевать про солнечный свет, звон монет, запах грозы, стрелы судьбы и еще что-то подобное. Взгляд её скользил по лицам редких прохожих. Некоторые улыбались ей в ответ, и тогда вокруг глаз жрицы намечались лучики морщинок, а некоторые эльфы и люди отворачивались, не желая встречаться с ней взглядом – и не похоже, чтобы это её расстраивало. Она тихонько пела, улыбалась, чуть поводила руками, намечая движения.