Клятвоотступник

Один из членов бюро все-таки отважился высказать индивидуальное мнение по отношению заблуждающегося коммуниста. Директор хладокомбината, которого Морозов прекрасно знал, бросив взгляд в сторону районного вожака, с явным непониманием произнес:

– Товарищи члены партийного бюро… Владимира Ивановича я знаю давно… Все поручения, которые он получал от нашей Коммунистической партии, он всегда их с честью выполнял… Этого коммуниста, даже его враги, называют гениальным человеком и способным организатором… Сегодня наша партия выработала очередную стратегию на длительную перспективу… У нашего товарища по партии есть еще все возможности приобщиться к нам… Он должен показать себя только с лучшей стороны… Я все еще не пойму, почему коммунист Морозов так неординарно стал мыслить…

На некоторое время в зале наступила тишина. Все почему-то опять уткнулись в свои бумаги. Молчал и председатель, он всегда боялся Морозова. Боялся в отделе, боялся и сейчас, когда сел в кресло районной власти. Морозов, используя наступившую тишину, поднял голову и внимательно посмотрел на сидящих. Эти люди почти все были ему знакомые. Они совсем недавно ему лебезили и предлагали свои услуги. От всевозможных деликатесов он всегда отказывался. Он лично сам отвез на квартиру директора мясокомбината большую сумку с колбасой. Утром он очень строго отчитал подхалима.

Сейчас же ученый видел совсем других людей. Он был с ними в одном помещении, на одной земле, даже в одной партии… Однако взгляды на развитие общества, на эту жизнь у него и у них были иными, даже противоположными…

Морозов поднял руку и попросил слова. Он решил много не говорить, противостоять сидящим он был бессилен. И это понимание в какой-то мере придало ему уверенность. Коммунист с двадцатилетним стажем сухо и четко произнес:

– Один из членов бюро очень правильно подметил, что коммунист Морозов неординарно стал мыслить… Этого я не отрицаю, как и не отрицаю того, что с таким неординарным мышлением я живу всю жизнь. Благодаря этому же неординарному мышлению, я стою и сейчас здесь на этом ковре…

В зале раздался смех. Засмеялся на этот раз и Филатов. Смех «вонючки», так некогда называли лысоватого мужчину женщины общества «Знание» за его многоразовые посещения туалета, Морозова нисколько не разозлил. Он только улыбнулся, улыбнулся сам себе. Он уже нисколько не сомневался в своей победе. Пусть она была даже в его мыслях, даже в его теории, но она, как он считал, была его личной победой. От этого осознания он вытащил из внутренного кармана пиджака партийный билет и положил его на краешек стола, накрытого красным кумачом. Через несколько мгновений он вышел из зала и плотно закрыл за собою дверь. Затем он очень медленно опустился на стул. Его руки были влажными, его лицо покрылось испариной. Сердце беспартийного тревожно билось…

Кузнецов, погруженный в раздумья, все больше и больше симпатизировал русской немке Берте, которая во время прогулки по городу поделилась самым сокровенным, что было между ней и ее другом. Этим пожилым людям он завидовал, завидовал очень сильно. Их жизнь была романтичной и разительно отличалась от многих других. Он улыбался, когда перед ним на миг появлялся образ красивой аусзидлерши, которая рассказывала о некоторых чудачествах умных обитателей трехкомнатной квартиры. Берта и

Владимир прожили вместе всего пять лет и каждый день для них был по-своему интересен. Любая домашняя работа у них не обходилась без философских рассуждений, они иногда даже спорили. Не обходились они без серьезных размышлений и во время зарубежных поездок. У этих людей было единство души и ума, что делало их любовь величественной и сильной. Они, дети социализма, ради которого жили и боролись целые поколения их предшественников, очень тяжело переживали все то, что творилось в мире. Особенно тяжело переживал Морозов, который в свободное время садился за стол и все что-то писал. Через некоторое время Берта узнала, что он пишет любовные истории. Через год они вместе радовались первому его опубликованному роману, затем последовал второй, третий…

Творчество прибавляло пожилому мужчине все новые и новые силы. Он вновь ударился в историю. Принялся писать, как он сам довольно часто говорил, очень толстую и очень умную книгу. Владимир умер в день своего рождения, ему в этот день исполнилось ровно семьдесят. Он, несмотря на свой солидный возраст, всегда чувствовал себя прекрасно, был здоровым. Смерть в какой-то мере была предопределена его жизненными установками, которым он никогда не изменял. Кое-что в этом было загадочным и даже чудачеством. Старик основные вехи своей жизни почти всегда приурочивал к своему дню рождения. В этот день он впервые познакомился с Бертой. В день своего ангела он начинал писать свои романы…