Клятвопреступник

Впереди него мрак рассеялся на мгновение, и на озере он различил куцые черные головы лошадей, плывущих, чтобы спастись, а за ними хатку бобра, огромную, словно гнездо Ворона.

Раздался еще один вопль страдания со стороны жеребенка — и плывущие в озере черные головы повернулись в его сторону. Должно быть, мать ждала столько, сколько могла, но когда ее жеребенок не пошел за ней, ей пришлось уйти. Теперь она против воли плыла вместе с табуном, вынужденная покинуть свое дитя, оставив его наедине со своей судьбой.

Так должен был поступить и Торак: плыть к бобровой хатке и оставить жеребенка сгореть.

С рычанием он повернулся, схватил в пригоршню его вихрастую гриву и потянул.

Жеребенок закатил поддетые белым глаза и отказался двигаться с места.

— Давай! — крикнул ему Торак. — Плыви! Это твой последний шанс!

Но от этого стало лишь хуже. Жеребенок не понимал людскую речь, но что было делать Тораку? Если бы он сказал это по-волчьи, тот бы умер от страха.

Подойдя к маленькому существу, Торак поднырнул головой ему под брюхо и взгромоздил его себе на плечи. Жеребенок слабо сопротивлялся, так что Торак схватил его за ноги, чтобы тот не дергался, и, пошатываясь, пошел к озеру.

Зайдя в воду по пояс, он сбросил жеребенка в воду.

— Теперь ты сам по себе! — крикнул он, перекрикивая рев пламени. — Плыви!

Торак бросился в воду и поплыл в сторону бобровой хатки.

Телесная душа пламени глядела на него из воды. Через плечо он увидел, как пламя захватило склон, по которому он скатился вниз. Он увидел, как жеребенок храбро плывет за ним.

Он уже был близко к хатке и быстро уставал. Лавина черного дыма накатывала на него. Он не мог дышать. Он собирался забраться на хатку и укрыться там, пока пламя не перепрыгнет через озеро, но теперь понял, что, если сделает это, умрет от удушья. Ему нужно было забраться внутрь. Хатки бобров имели спальную нишу над уровнем воды, в которую бобры попадали через подводные ходы. Торак глубоко вдохнул и нырнул.

Хватаясь за ветки, он выискивал вход. Его грудь разрывалась. Он не мог найти ход, не видел ни зги, это было все равно, что плавать в грязи.

Он нашел отверстие. Протиснулся сквозь него, выскочил из воды и ударился головой о деревце в своде хатки.

Он едва мог различить что-то в красноватом сумраке, но рев пламени уже не был таким оглушающим. Сквозь смрадный дым он уловил мускусный запах бобра, но он никого не видел. Возможно, огонь застиг хозяев на берегу.

Они хорошо построили свою хатку. Спальная площадка была усыпана древесной стружкой, чтобы сделать ее мягкой и сухой, а над головой ветки были неплотно уложены, чтобы сделать воздуховод, который доходил до верха хатки. Высота спальной площадки годилась разве что для бобра, и Тораку не хотелось застрять, поэтому он решил остаться в воде и переждать, пока стихнет пожар.

Хватая ртом воздух, он поблагодарил бобров, и Рипа и Рек, и Лес за то, что дал ему укрытие.

— Прошу, — тяжело дыша промолвил он, — прошу, убереги Волка и Ренн.

Его слова потонули в ревущем пламени, и в глубине души он подумал, что все безнадежно. Огонь пожирал Лес. Никто не мог спастись.

Ни Волк. Ни Ренн.

Глава двадцать первая

Ренн, спотыкаясь, шла по дочерна выжженной земле. Лес исчез. Его просто больше не было на прежнем месте. Она бродила между обугленными кольями, которые когда-то были деревьями. Она чувствовала, как их озадаченные души толпятся в запачканном сажей воздухе, но была слишком подавлена, чтобы жалеть их. Даже солнце исчезло, проглоченное потусторонним серым полусветом. Неужели огонь поглотил весь Лес? И Открытый Лес вместе с Сердцем Леса?

От вони она закашлялась, и кашель отдался пугающим гулким эхом. Остановившись, она смогла услышать лишь, как вкрадчиво потрескивают угольки да время от времени падает подгоревшее дерево.

«Смерть, — подумала она, — смерть повсюду. Где Торак? Жив ли он? Или он…»

Нет. Не думай об этом. Он с Волком. Они оба живы, как и Фин-Кединн, Рип и Рек.

Вытирая лицо, она почувствовала, как поскрипывает под пальцами сажа. Она была покрыта ею с ног до головы. Сажа была у нее на языке. Покрасневшие глаза резало от гари. Она проглотила столько дыма, что ей было плохо.

Ренн хотелось пить, но бурдюка с водой при ней не было. Один только топор и нож, и лубяной колчан, что люди Благородного Оленя подарили ей: в нем осталось три последние стрелы. И конечно, ее лук.

Чтобы подбодрить себя, она сняла его с плеча и стерла въевшуюся сажу с древка. Золотистая древесина проблеснула, и Ренн вспомнила, как Фин-Кединн изготовил его для нее много лет назад, и почувствовала себя не такой одинокой.

Но жажда все настойчивее давала о себе знать, и она уже давно ушла от озера. Она понятия не имела, куда идет. Где она?

Ей не следовало покидать людей Благородного Оленя.

Дюррайн почувствовала наступление огня даже прежде диких зверей, и все племя спустилось к озеру, ища приют в лодках, которые они держали на островке посередине. Там Ренн, глядя на них, тоже вымочила свою накидку и съежилась под ней.