Читаем Клятву сдержали полностью

И мы шли, шли. Спустились в низину, выбирая самые заболоченные места, чтобы сбить со следа ищеек. Впереди шагал Симон. Он опирался на палку, тяжело дышал. За ним следовал я, последним - Сенька. Он время от времени останавливался, прислушивался, нет ли погони, потом догонял нас. Вот мы выбрались к болотцу, поросшему камышом и рогозом, перешли его. Поднялись по косогору на поляну, остановились передохнуть. Прислушались. Кругом тишина, лишь шумят вершинами сосны.

Впереди просветы между деревьями стали шире. Там лес кончался, его сменял низкорослый кустарник. Мы пошли кромкой леса.

На ночлег остановились, когда уже было совсем темно. Нашли какую-то яму, улеглись в ней, плотно прижавшись друг к другу. Измученные, забылись в каком-то полусне.

Ночь была холодной, к утру окоченели. Едва начало светать, поднялись, чтобы идти дальше.

Только сделали несколько шагов, как чуткий Сенька-цыган вдруг замер, прислушался:

- Тихо! Кто-то идет.

Мы затаили дыхание. И явственно услышали в кустах шорох, а потом негромкий свист. Тишина. Потом опять свист и шорох, но уже ближе.

Мы переглянулись, теряясь в догадках. Погоня? Слежка? Сенька опустился на землю, пополз вперед, чтобы выяснить обстановку. Вдруг перед ним из кустов вынырнул мальчик лет четырнадцати, в длинной не по росту телогрейке, подпоясанной немецким солдатским ремнем. Он пробирался тоже ползком, иногда приподнимался, внимательно осматривался и снова исчезал в кустарнике. Нас он пока не видел, мы следили за каждым его движением. Вот мальчик снова остановился, приподнял голову, негромко свистнул. Прислушался, пополз дальше.

Он был один и кого-то искал. Сразу вспомнились слова Михайлова: "Там вас найдут..." Наверное, он послан за нами. Сенька-цыган приподнялся, ответил мальчику коротким негромким свистом. Тот бросился на свист. Когда заметил нас, обрадовался, уже не прячась, побежал навстречу.

- Наконец-то нашел! Я от Михайлова. Через Одуху он приказал отвести вас к леснику.

Вторая фамилия была нам незнакома, мы насторожились. Мальчик тотчас же успокоил:

- Да не бойтесь, не бойтесь... Одуха тоже наш!

Пошел впереди, мы двинулись за ним.

- Ну и забрались! - произнес он на ходу, косясь на нас быстрыми, живыми глазами. - Чуть разыскал...

Неожиданно остановился, воскликнул:

- Да! Вы же голодные! Сейчас накормлю.

Вытащил из-под телогрейки кусок сала, пару луковиц, краюху хлеба. У нас загорелись глаза. Давно мы не видели таких деликатесов. Мальчик разделил еду на три равные части, роздал нам.

- А себе? - спросил я.

- Кушайте, кушайте! Я поел.

Дважды просить не пришлось, мы с жадностью набросились на еду.

Сало с луком и хлебом! Впервые за столько месяцев лагерной жизни! Такое нам виделось только во сне...

Шли мы долго, но уже не так торопливо, как вчера. Изредка отдыхали. Мальчик вел себя непринужденно, держался с нами свободно. Он заводил нас все глубже в лес, но чувствовалось, что знает его хорошо, ориентировался в нем как дома. К нам постепенно стало приходить чувство относительной безопасности, напряжение, вызванное побегом, постепенно спадало. Мы незаметно привыкали к свободе.

- Слушай, как тебя зовут? - спросил я у мальчика.

- Стасик. А тебя?

- Ибрагим.

- Ибрагим? - удивленно протянул он. - Ты что, татарин?

- Да нет. Армянин.

- А я вот грузин, - улыбаясь, сообщил Симон.

- А я цыган, - добавил Сенька.

- Ого! - еще больше удивился мальчик.

Наш маленький "интернационал" между тем вышел на полянку, в дальнем конце которой показалась хибарка лесника. Стась смело пошел вперед, мы же остановились. Страшно было вот так, сразу, подходить к домику. Кто его знает, что нас там ждет! Вдруг засада?

- Пошли, пошли... - торопил нас Стась. - Не бойтесь.

Подвел почти к самому домику, остановился:

- Ну, бывайте. Заходите сами. Там уже есть люди.

Нырнул в кусты и исчез, словно растворился. Это еще больше насторожило нас.

Долго простояли мы за деревьями неподалеку от домика, не решаясь войти. Но ничего подозрительного не обнаружили, и Симон наконец решился:

- Пошли!

Мы ступили на порог. Симон распахнул дверь и сразу резко отпрянул. Через его плечо я успел заметить в комнате... немецкого солдата.

Засада! Предательство?! Мы кубарем скатились с порога, бросились снова в лес под защиту деревьев.

- Куда?! Назад! Чего испугались? - послышались за спиной веселые, удивленные голоса. - Да стойте вы, черти!

Мы осторожно выглянули из-за стволов деревьев. Возле хаты стояло несколько человек. Среди них я различил знакомую фигуру Игната Кузовкова. Значит, все же наши! От сердца отлегло. Но немец! Неужели он нам почудился?

Мы возвратились.

- Ну, с благополучным вас... - Игнат обнял каждого, повел в дом.

За столом сидели люди, и первым, кто бросился в глаза, был человек в немецкой форме. Молодой, круглолицый, он приветливо улыбался нам. Мы с опаской приблизились к нему, а он живо вскочил, каждому крепко пожал руку. Потом, обращаясь к Игнату и показывая на нас глазами, что-то сказал. Игнат засмеялся, перевел:

- Говорит, сейчас возьмет вас под конвой, опять в лагерь отведет.

Кругом заулыбались, и мы окончательно успокоились - немец наш!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное