Клиент Пуаро

Посетители безмолвно сидели вдоль стен на мягких кожаных банкетках, но зато их пернатые любимцы болтали без умолку.

Здесь были грачи и скворцы, галки и сойки, но подавляющее большинство, конечно, составляли попугаи.

Они говорили разными голосами, на разных языках, с разными интонациями, но не умолкали ни на минуту. Лола решила, что нет смысла ущемлять права Перришона, и сняла с его клетки платок.

Перришон радостно взмахнул крыльями, выпучил глаза, увидев столько своих соплеменников, и громко выкрикнул:

– Пр-ривет, р-ребята!

Появление нового персонажа оживило компанию, и крик в приемной стал еще громче.

Неожиданно распахнулась дверь кабинета, и оттуда вышли два человека, такие колоритные, что Лола удивленно захлопала глазами.

Впереди семенил очень маленький старичок в белоснежном халате и с огромными, лихо торчащими в стороны седыми усами. Судя по тому, с каким испуганным уважением смотрели на него присутствующие, это и был великий профессор Пуаро.

Следом за профессором важно выступала рослая и дородная дама с отчетливо выделяющимися на верхней губе черными усиками – вероятно, ассистент Ивана Васильевича.

Профессор начал торжественный обход приемной, останавливаясь возле каждого пернатого пациента и внимательно осматривая его сквозь маленькие круглые очочки.

– Что у нас здесь? – жизнерадостно бормотал профессор. – У нас здесь попугай какаду… очень мило, очень мило… и чем мы страдаем? Ах, мы матом выражаемся! Очень мило, очень мило! И где же мы это подхватили? Ах, у нас дома ремонт делали! Очень мило, очень мило! Ну, это наш профиль, мы его от мата отучим, только следующий раз, мамочка, следите за его контактами! Это же птица, мамочка, она же очень внушаема!

«Мамочка» – моложавая дама в костюме от Пако Рабанна, взволнованно выслушала приговор профессора и записала что-то в крошечную книжечку из крокодиловой кожи.

Профессор двигался дальше.

– А здесь что у нас? Скворушка? Очень мило, очень мило… И на что же мы жалуемся? Ах, у нас плохое произношение, мы не выговариваем букву «Р»! Ну, это не беда, некоторые политики половину алфавита не выговаривают, и ничего, избирателей это даже очень устраивает! Так что скворцу это тем более простительно… Да ничего, ничего, не волнуйтесь, я шучу, мы обязательно научимся все буквы произносить!

Следующим был небольшой зеленый попугай, хозяйка которого нервно оглядывалась по сторонам и постоянно подкармливала своего питомца засахаренным миндалем.

– Так-так, – проговорил профессор, – мы немного перекормлены… на диету, на фруктовую диету!

– Профессор! – взволнованно проговорила дама, снова оглядевшись по сторонам и прижав руки к обширному бурно вздымающемуся бюсту. – Его жизнь в ваших руках!

– Ну, не преувеличивайте, мамочка, – Иван Васильевич потупился, – все не так уж плохо, немножко посидим на диете, и все будет хорошо!

– Не в этом дело! – воскликнула хозяйка. – Муж грозится его зажарить!

– Гр-риль! – истошно завопил зеленый попугай. – Бар-рбекю!

– И что же я могу сделать с вашим мужем? – Профессор удивленно уставился на взволнованную даму. – Я же не психиатр! Я орнитолог!

– Ор-рнитолог! – тут же повторил попугай.

– Вот видите! – несчастным голосом проговорила хозяйка. – Он все повторяет! Абсолютно все! И у него отличная память!

– На то он и попугай… так чего вы хотите?

– Дело в том, что он запоминает все то, что говорит муж, и потом повторяет это при гостях… а это иногда – коммерческая тайна! Муж страшно сердится и угрожает расправиться с ним…

– Зажар-рить! – проревел попугай голосом стареющего актера-трагика.

– М-да… – протянул Иван Васильевич, – проблема… Ну ладно, я постараюсь что-нибудь придумать.

Обходя приемную, профессор наконец дошел до Лолы с Перришоном.

Уставившись на Перришона сквозь круглые стекла очков, он привычно заквохтал:

– А это у нас ара, попугай ара… красавец, красавец, образцовое выращивание…

Перришон приосанился и радостно гаркнул:

– Р-рады стар-раться!

Иван Васильевич почесал шейку попугая и повернулся к хозяйке:

– На что жалуемся, мамочка? Выглядит он у вас очень хорошо!

– Он в последнее время стал очень грубо выражаться, – горестно потупившись, сообщила Лола.

– Матерится, что ли?

– Да нет, до этого пока не дошло, но вообще грубит…

Словно для того, чтобы подтвердить слова хозяйки, Перришон склонил голову набок, неодобрительно посмотрел на профессора и глубокомысленно изрек:

– Дур-рак! Стар-рый дур-рак!

Профессор обиженно отстранился, снял очки, протер их полой халата и после небольшой паузы проговорил:

– Да, действительно, грубит… самое главное, ерунду какую-то говорит, полную бессмыслицу…

Попугай надулся, выпучил глаза, сделавшись удивительно похожим на артиста Хазанова, и проорал на всю приемную:

– Пр-рофессор-р кр-ретин!

Иван Васильевич снова надел очки, внимательно посмотрел на Перришона и произнес:

– Серьезный случай! Боюсь, что ваш красавец перенес в детстве тяжелую психическую травму… или не в детстве. Но отчаиваться не нужно, мы будем с ним работать, и давайте надеяться на положительный результат. Во всяком случае, так это оставить нельзя…