Клиентура на нарах

Должен признаться, этот казак умел вскочить на коня. Он проделал это мгновенно. Я бы за такое же время не успел даже сунуть ногу в стремя. Очутившись в седле, Хефферан устремил взор на дорожку. Оттуда, где мы стояли, светло-гнедой Казанова выглядел и впрямь красавцем. Он был мускулист, но не тяжеловесен, с гордым изгибом шеи, и, как верно заметил Хефферан, легкой пружинистой поступью. Я напряг глаза, пытаясь разглядеть черты лица всадника, но на таком расстоянии это было невозможно. Я видел голубой камзол, желтые бриджи, сутулую спину. Но не лицо.

Хефферан не издал ни единого звука. Всадник подъехал к концу открытого отрезка дорожки, и я снова напряг зрение. Что-то должно было случиться. Мне было известно, что, как только ездок минует крутой изгиб дорожки и скроется за деревьями, его встретят четверо конных полицейских. И кое-что, действительно, случилось. Причем мгновенно и совершенно неожиданно для меня. Гнедой скрылся за поворотом и спустя полсекунды вновь появился из-за деревьев. Гордого изгиба шеи как не бывало, конь несся, будто ошпаренный; покинув дорожку, он резко свернул влево, одним грациозным прыжком достиг поляны и помчался вперед, точно на восток, к Пятой авеню. Теперь я видел только его хвост. Из-за деревьев показалась кавалькада полицейских. Это было похоже на кавалерийскую атаку. Увидев маневр светло-гнедого, лошади полицейских на миг словно одеревенели и, проскользив по земле на неподвижных ногах футов десять, тоже развернулись и понеслись по поляне следом за Казановой.

Из рощи, скрывавшей сарайчик садовника, начали выбегать кричащие люди. Хефферан покинул меня и присоединился к погоне. В воздух взлетели ошметки дерна, и офицер понесся вниз по склону; его конь при этом ощутимо ударил меня крупом в плечо. С востока донесся выстрел, и это доконало меня: сейчас я был готов отдать за коня не то что корону, но даже свое годовое жалование. Но короны у меня не было, коня тоже, и я побежал на своих двоих.

До дорожки я добрался в рекордное время, но дальше начинался пологий подъем, поросший кустами и деревьями, да ещё и огороженный барьерами. Я несся напрямик, ориентируясь на шум и гам. Грянули ещё несколько выстрелов. Даже мчась по пересеченной местности, я, помнится, успел подумать, что будет очень жаль, если одна из пуль угодит в светло-гнедого Казанову. Вскоре впереди замаячила ограда парка. Забыв, какой из выходов ближе, я перемахнул через забор и остановился, отдуваясь и озираясь по сторонам.

Я был на углу Шестьдесят шестой улицы и Пятой авеню. К северу от меня, на расстоянии квартала, у ворот парка, улица была забита машинами. Легковушки, в большинстве своем, такси, жались к тротуарам на перекрестке, к которому со всех сторон сбегались прохожие. Из остановившегося автобуса выскакивали пассажиры. Над толпой возвышались лошади. У меня сложилось впечатление, что их там целый табун, но на самом деле лошадей было шесть или семь, не больше. Все гнедые, плюс светло-гнедой Казанова. Я обрадовался, увидев, что он цел и невредим, и трусцой присоединился к толпе. Казанова стоял под пустым седлом.

Я продирался сквозь толпу, когда полицейский в мундире схватил меня за локоть. И тут, надо же, офицер Хефферан воскликнул:

- Пропустите его! Это Гудвин, человек Ниро Вулфа!

Как мне хотелось от всего сердца поблагодарить его! Но, увы, я ещё не отдышался и не мог говорить, а посему молча протиснулся вперед и, пустив в ход глаза, удовлетворил свое любопытство.

Виктор Тэлботт в голубом камзольчике и канареечных бриджах, целый и невредимый, стоял на мостовой. На его руках повисли двое полицейских. Лицо Вика было заляпано грязью и выглядело очень утомленным.

15

- С радостью сообщаю вам, - сказал я Вулфу под вечер, - что ни один из счетов, которые мы пошлем нашим клиентам, не будет адресован в тюрьму графства. Согласитесь, будь иначе, мы попали бы в очень неловкое положение.

Было начало седьмого, Вулф уже спустился из оранжереи и сидел за столом с бокалом пива в руке. Я стучал на пишущей машинке, печатая счета и смету расходов.

- Бродайк заявил, что купил эскизы, которые ему предложили, и знать не знает, откуда они взялись. Вероятно, он сумеет это доказать. Дороти заключила с Полом мировую и не будет судиться с ним. Саму Дороти тоже не посадят, ибо, как вы сказали, имущество принадлежит ей. Так за каким чертом её судить? Одри и Сэффорду нельзя вменить в вину конную прогулку по парку, о которой они умолчали, дабы избежать осложнений. Кстати, если вам интересно, почему пятнадцать процентов нашего гонорара заплатит конюх, то сообщаю, что он вовсе не конюх, а, как выяснилось, владелец этой школы верховой езды, так что Одри отнюдь не продешевила. Вероятно, они поженятся, сидя в седле.

Вулф хмыкнул.

- Это не сделает их брак счастливее.

- Вы просто предубеждены против института брака, - упрекнул я его. А вдруг я и сам когда-нибудь женюсь? Посмотрите хотя бы на Сола. Он похож на пришпиленную бабочку, но совершенно счастлив. Кстати, о Соле. Зачем вы выкинули деньги на ветер, заставив его и Орри обойти всех нью-йоркских портных?