Клим Первый, Драконоборец

Похоже, ничего толкового не пришло гостям на ум. Дрейзе взмахнула пару раз ресницами, провела по губам розовым язычком и опустила очи долу. Лоб Лавра разгладился, и он, повернувшись к усачу с корзиной, поманил его пальцем.

– Несомненно, брак короля требует подготовки, и мы обсудим это позже, – сказал принц. – Но, как упоминалось, есть и второй дар для твоего величества. Слышал я в городе болтовню, что нехайцы-де отложились от королевства, что собрались они на майдане, пошумели и братский союз порушили. Все это ложь и пустые наветы! Мы твой интерес блюдем, государь. Мы, как и прежде, готовы…

Он говорил, а Клим принюхивался к корзине, которая теперь была совсем близко, в двух шагах. От нее тянуло тошнотворным сладковатым запахом, словно лежала там дохлая крыса. Омриваль не выдержал, сморщился и отступил от королевского кресла, а под столом звякнули бубенчики Црыма – видно, смрад пробрал и его.

– Что в ней? – Клим покосился на корзину. – Ну-ка, открывай!

– Если позволишь, пусть принцесса уйдет. Не для женских глаз зрелище, – с усмешкой предложил Лавр.

Дождавшись королевского кивка, Дрейзе встала, присела в книксене и удалилась вместе со своими дамами. Усатый рыцарь по знаку принца сбросил плотную ткань, протянул корзину Климу, и смрад сделался сильнее. Не прикасаясь к ней, он заглянул внутрь. В корзине находились две головы, лежавшие лицами вверх, так что он сразу узнал сира Гаммека бен Санапа, бывшего военного министра и советника Левой Руки. Другая голова, судя по пышным белокурым волосам, принадлежала женщине; черты ее были искажены смертной мукой.

– Павана бен Санап, – прошептал Омриваль над королевским плечом. – Супруга сира Гаммека…

Клим прикусил губу и поднял на принца гневный взгляд.

– Зачем вы это сделали? И почему привезли мне?

По красивому лицу Лавра скользнула тень недоумения.

– Как зачем, государь? Это предатель, сбежавший из твоей страны в надежде получить у нас убежище. Но он просчитался! Мы верны союзу с Хай Борией! Ренегат был казнен вместе с женой, головы их выдержали в вине и меду, так что еще месяц или два всякий их узнает. И я привез их тебе в знак нашего уважения и чистосердечных намерений. Чтобы ты знал: предателей и недругов твоих ждут у нас плаха и топор!

– Он не предатель, – с тяжелым вздохом сказал Клим. – Гаммек был дураком и трусом, но не предателем. Что он мог выдать? Какие секреты? Чушь! – Он снова заглянул в корзину. – И что, по-твоему, я должен делать с этими головами?

– Вздеть на копья и выставить у городских ворот. Чтоб другим неповадно было!

Клим махнул рукой, приказывая убрать от него корзину, откинулся в кресле и закрыл глаза. Нормальный уровень средневекового зверства… – крутилось в голове. Мысль была не его, и он не мог припомнить, где ее слышал или откуда вычитал. Но к ситуации она подходила весьма и весьма.

Обвинить великого князя в убийстве, повесить Лавра, а заодно и всех нехайцев, исключая дам? Усобица с князем обеспечена – тем более что дочь его не станет королевой. Никогда не станет! Усобица может перерасти в войну – разумеется, победоносную! – но это совсем уж плохой вариант. Худой мир лучше доброй ссоры. Княжество нужно взять миром, присоединить и держать крепко.

С другой стороны, казнь Гаммека и его супруги была убийством. Политическим убийством, подлым и беспричинным. Он не мог одобрить это деяние и не мог промолчать. Выразить недовольство? Не тот случай, решил Клим. Недовольство – слова, и шубу из них не сошьешь.

Он поднял веки.

– Омриваль, эти останки отправь в храм Благого. Пусть отпоют и похоронят в освященной земле или в фамильном склепе, если такой имеется. На надгробье высечь надпись: здесь лежат сир Гаммек бен Санап и супруга его Павана, неправедно убиенные в княжестве Нехайском.

Лавр бен Шмер вскочил и с яростным воплем принялся размахивать руками и шарить у пояса.

– Тихо! – рявкнул Клим. – Уж больно, принц, ты горяч! Вот мой приговор: сундуки с добром, что были при себе у Гаммека, вернуть сюда без изъятий. За смерть его налагаю штраф в пятьдесят тысяч золотых – в пользу рода бен Санап и иных претендентов на наследство. Отправь гонца к князю, пусть все пришлет и не забудет о грамоте с извинениями. А до того ты и принцесса будете, как и прежде, моими гостями. Но покидать дворец не разрешаю!

Кулаки принца сжались, лицо побагровело от гнева. Глядя на него с усмешкой, Клим решил, что теперь Лавр похож на поэта, чьи стансы в пух и прах разнес какой-то злобный критик. Не только разнес, но и в душу плюнул и потоптался там грязными сапогами.

Из-под стола, позванивая бубенцами, вылез Црым, взглянул на принца и молвил:

– Что-то гость наш, твое величество, в очень волнительных чувствах… Не вызвать ли парней с алебардами, чтобы проводили?

Скрипнув зубами, Лавр отвесил небрежный поклон.

– Не стоит. Выход я найду сам, без помощи стражи и наглых скоморохов.

Шут, скрестив ноги, уселся на полу, корча рожи вслед принцу и сопровождавшему его рыцарю. Когда они исчезли за дверью, Црым заметил:

– А принцесска-то у них ничего, в теле… Горячая девица, кровь с молоком.