Клим

Тяжело вздохнув, я перехватил её маленькую ручку и, сжав в кулаке тонкие пальцы, поднёс к своим губам. Кира не отрывала взгляд от моего лица. Не вырывала руку и не шарахалась, когда мои губы коснулись стиснутых пальцев. Наоборот: приоткрыла ротик и рвано выдохнула.

— Я был хорошим ребёноком, как это не удивительно. Просто попал в плохую компанию, — начал говорить, наблюдая за тем, как Кира кусает свои губы. Как дёрнулись её брови, когда я произнёс первые слова, — в восемнадцать я загремел за решётку.

— За что?

— Сто шестьдесят вторая. Разбой с причинением тяжкого вреда. — Я не любил вспоминать этот период. Лицо матери в момент зачитывания приговора. Отец, который тут же покинул зал. Я помню то опустошение, которым проникся родной взгляд. Я разочаровал их.

— На долго тебя посадили?

— Восемь лет. По амнистии вышел через пять.

Несколько секунд Кира молчала. Отвела взгляд, рассматривая тлеющую сигарету в моей руке. Мне кажется, я даже слышал, как скрипят шестерёнки в её голове.

— Ты говорил, что твои родители погибли, когда тебе было двадцать?

— Да. Когда их убили, я был в тюрьме, — я снова прижался губами к сигарете, — я их даже похоронить не мог. Спасибо Петровичу. Он взял на себя все заботы.

Помню этот сгусток злобы и отчаяния. Помню, как разгромил камеру, хотя, сука, там и громить-то было нечего.

Мои родители просто оказались не в том месте и не в то время.

— Как они погибли? — Кира, кажется, всё глубже погружалась в мысли. Её взгляд больше не возвращался ко мне.

— Мой отец был хорошим хирургом. У него были неплохие связи. Однажды на его операционном столе оказался очень непростой человек, — я затушил сигарету в пепельнице и, повернувшись к Кире, уставился на её изящный профиль, — после они стали друзьями. Мои родители были приглашены на юбилей к нему. Там случилось покушение. Отец с матерью попали под общую гребёнку.

Я замолчал, ожидая очередного вопроса. Хотя, я точно не был готов рассказать что-то большее, чем уже рассказал. Этого было более чем достаточно. Это рвало душу, которой у меня нет. Отнимало оставшиеся силы. Я просто хотел обнять её. Молча. Не объясняя ничем свои действия.

Но... Кира опередила меня.

Окатила ушатом ледяной воды, когда, повернув ко мне своё лицо, сделала шаг, приближаясь. Положила ладошку мне на грудь. Задрала голову выше. Большие глаза были целой вселенной.

Наверное, это алкоголь творит такие чудеса с ней?

А со мной? Какого хера тогда происходит со мной?!

Потому что только секс... этого стало слишком мало.

Глава 52

Клим

Я так и не смог заснуть этой ночью. Отправил Киру спать, а сам в потёмках наблюдал за тем, как она беспокойно крутится в постели. Путается в одеяле и временами что-то бормочет.

Больше не притронулся к алкоголю. Много курил и время от времени просматривал записи с камер, установленных на территории своего дома.

Бык приезжал целой сворой. Его тачка остановилась в ста метрах от ворот, и несколько человек с ним во главе что-то разнюхивали на моей земле. Свернулись как только мои ребята показались на горизонте.

Уже на рассвете я принял душ и, захватив с собой телефон, в который раз вышел на балкон. Гриша... если ты сейчас примешь неверное решение, я спалю к мудям собачьим твой притон и тебя в придачу.

Уже после третьего гудка я услышал в трубке заспанный голос:

— Валдай? — да, Гриша. Пора вставать, — Ты время видел?

— Проснись и пой, Григорий, — негромко просипел, и провел ладонью по шероховатым перилам. — Разговор к тебе. Срочный.

— В полшестого утра? Настолько срочный? — недовольно поинтересовался. Я усмехнулся, закрывая глаза и представляя его скривившуюся рожу.

— Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Слышал о таком?

— Ладно, — протянул от безвыходности, — излагай. Что там у тебя?

— Вот и славно, — я надеялся, что Гриша поступит разумнее, чем Бык. Я надеялся, что его Босс окажется здаромыслящим человеком, и мудрым. — Скажи-ка мне, давно ли твои псы без поводка гуляют?

— Не понял, — кажется, кто-то, наконец, начал просыпаться, — ты о чём?

— Я о Быке. Или он по твоей указке за девкой бегать продолжает?

На том конец повисла недолгая пауза. Только попробуй, Гриша, допустить ошибку...

— Поясни, — сухо произнёс, прерывая молчание.

— Девчонка, за которую ты пальцев лишил собственного племяша. Помнишь?

— Девчонка? Ну и? Помню... это его косяк, а я их не прощаю.

— Вот и я не прощаю. Понимаешь? — Я обернулся, высматривая Киру за стеклом. Она по-прежнему была в постели.

— Валдай, давай с этого места поподробнее?

— Подробность в том, Гриша, что девчонка теперь подо мной. Та самая... И если ты не приструнишь своего щенка, я с него шкуру заживо сдеру. Теперь понимаешь, о чём я?

И снова эта гребаная пауза. Гриша не был идиотом. Он знал, чем может закончиться это противостояние. Он слаб и стар. Он пешка. Он в самом низу пищевой цепи.

— Девка, которая сбежала тогда... она у тебя?

— Хочешь сказать, что не знал об этом?