Климат и А. П. Паршев как жертвы аборта

Некий секретарь райкома партии простодушно рассказывает, как это смотрелось в Донбассе: «Раньше там жили богато, а в голод после 1921 года люди умирали, были даже случаи людоедства». Но с 1924 года сельское хозяйство уже «…поднималось как на дрожжах. Стимулятором послужила ленинская политика НЭПа, ставшая двигателем частной инициативы. В результате сельское хозяйство быстро восстановилось до дореволюционного уровня, а кое в чем его превзошло. Продуктов в 1925 г. у нас было сколько угодно и по дешевке. После 1922 года с его голодом и людоедством теперь настало изобилие продуктов… Это было просто чудо».

Чудо и есть. Шутка ли, климат поменялся. А всего-то делов — слесарей попросили передохнуть в сторонке, а твердому червонцу позволили возродить рынок. Еда появилась, диктатура пролетариата скукожилась. Всем стало легче. Кроме больших и малых диктаторов. О чем партийный активист из Донбасса (его звали Никита Хрущев, «Воспоминания», Москва, МН, 1999) и повествует с наивностью младенца.

Паршев и рубли (Часть 2)

Однако где рынок, там и буржуазия. Она усиливается. Может перехватить сначала экономическую, а затем и политическую власть. Значит, пора опять душить. Тут на авансцену выходит И.В. Сталин, лучший в мире специалист по диктатуре.

Логика у Сталина чисто ленинская, образца 1918 года. Пролетарская административная экономика неконкурентоспособна против кулака и нэпмана. Следовательно, опять конкуренцию переводим из экономики, где НЭП сильнее, в сферу насилия, где все козыри на руках у военизированной партии и ЧК. Новая волна истребления начинаются с установления заниженных закупочных госцен на хлеб и запрета на свободную торговлю. Производитель, естественно, отказывается торговать себе в убыток. «Саботирует», в партийной терминологии. Но, имея общий приватный интерес с покупателем (который хочет кушать и потому готов вывернуться наизнанку, но заплатить), не прочь продать хлеб, минуя административные запреты, за золотую валюту.

Значит, и червонец придется уничтожить. Хлеб, как правильно формулирует Сталин, — «валюта валют». Он, как и положено нормальному товару, скапливается на руках конкурентоспособных людей, способных разумно организовать производство.

Чтобы уничтожить класс этих людей и вернуть себе руководящую и направляющую роль, Сталин соглашается оставить страну без хлеба и без червонца. Значит, еще один цикл голода и смертей.

Вот как видится ситуация Сталину, только что установившему фиксированную закупочную цену на хлеб (заведомо ниже рыночной). «…Так как всегда имеются на рынке люди, всякие спекулянты и скупщики, которые могут заплатить за хлеб втрое больше, и так как мы не можем угнаться за спекулянтами, ибо они покупают всего какой-нибудь десяток миллионов пудов, а нам надо покупать сотни миллионов пудов, то держатели хлеба все равно будут придерживать хлеб, ожидая дальнейшего повышения цен» (И. Сталин. «О правом уклоне в ВКП(б)», апрель 1929 г.).

Иными словами, Сталин вслед за Лениным признает некомпетентность советской бюрократической экономики и кивает на коварный характер твердой (хотя уже своей, пролетарской) валюты: опять стеклась, подлая, в руки классового врага. Свою неконкурентоспособность он объясняет весьма оригинально: слишком велик объем закупок. Вообще-то принято считать, что у крупного покупателя на рынке всегда преимущество. Ну, да бог с ним. Не в первый раз врет и не в последний.

Главное, суть ясна: оставлять экономику без своего прямого руководства диктатура пролетариата не намерена. Сталин не скрывает, что решает не экономическую, а политическую задачу. Установив заниженные цены, партия осознанно останавливает рыночный «самотек» хлеба. Ее задача не обеспечить расцвет экономики, а сломить классового врага. Опираясь на слесарей с маузерами, отобрать «валюту валют» силой.

Изничтожая «правых уклонистов», которые считали, что государство должно «сманеврировать ценами» и предложить хлеботорговцам нормальную рыночную плату, Сталин негодует: «Нетрудно понять, что такое «маневрирование» ценами не может не привести к полной ликвидации советской политики цен, к ликвидации регулирующей роли государства на рынке и к полному развязыванию мелкобуржуазной стихии… Ясно, что партия не может стать на этот гибельный путь».

Для кого гибельный путь? Для диктатуры пролетариата и для ее «регулирующей роли». Поэтому Вождь уверенно сворачивает на другую дорогу. Гибельную для экономики и крестьянства. Власть дороже экономики. Во второй раз за 10 с небольшим лет в России осознанно и целеустремленно утверждается заведомо менее конкурентоспособная версия хозяйства с деревянной валютой, голодомором и карточным снабжением.

Но зато с диктатурой и великим Вождем.