Клин

Взрыва гранаты или выстрела в спину я, к счастью, так и не дождался. Наверное, мои товарищи все-таки обезвредили убийцу Штейна, и мне можно было возвращаться. Но поскольку вероятность попасть под осколки или пулю все еще оставалась, а выход был уже передо мной и я видел через него рассекаемое молниями хмурое небо, то я все же решил выбраться наружу. И не только ради собственного спасения. У меня возникло стойкое подозрение, что этот выход вел за пределы «Клина», ведь внутри него мы не видели неба, а здесь оно было. А раз так, то он мог оказаться спасением для Сергея, Анны и Штейна, после того как я вернусь домой. Я подумал это и вспомнил вдруг, что Штейна больше нет… Я не мог еще привыкнуть к этой утрате, и почти физическая боль полоснула по сердцу. Впрочем, все равно я подумал правильно; не может быть, чтобы Серега с Анной оставили тело ученого здесь. Конечно же, они заберут его и похоронят как полагается. А то, что мой двоюродный брат теперь непременно останется здесь, я даже не сомневался. Пока был жив Штейн, Серега еще как-то мог надеяться на него, а теперь он просто не сможет бросить Анну одну.

И я, вскарабкавшись по ведущему вверх последнему отрезку туннеля, выбрался наружу. Первое, что меня несказанно обрадовало, — отсутствие снега. Это говорило об одном: я был прав, туннель вывел меня из «Клина»! Теперь следовало попытаться понять, где же именно я оказался. И резких движений при этом делать не стоило — рядом могли быть аномалии. Не масштабов «Клина», разумеется, — вполне обычные, я бы даже сказал ставшие почти привычными, но мне бы хватило и такой…

Я огляделся. Прямо передо мной плотным массивом росли деревья. Возможно, этот был тот самый лес, в котором и образовался «Клин». Но где же тогда «поляна» с «фанерными декорациями»? Оказывается и она была рядом, стоило обернуться. Меня отделяло от нее не более десятка шагов. И я прекрасно разглядел там и вертолеты, и военных, одна часть которых окружила место, где мы вошли в «Клин», а другая рассредоточилась по окружности «поляны», вглядываясь между деревьями. Однако в «моем» секторе я почему-то не увидел наблюдателя, и даже обрадовался поначалу, что мне в очередной раз повезло.

К сожалению, я недооценил профессионализм военных. Вероятно, как только я вылез из «норы», боец заметил меня сразу и поспешил укрыться за деревьями, а потом двигался в мою сторону короткими перебежками, пока я бродил вокруг лаза и озирался по сторонам. Как бы то ни было, когда он выпрыгнул в трех-четырех шагах от меня, словно чертик из табакерки, я невольно остолбенел. Однако военный все равно рявкнул:

— Стоять! Оружие на землю!

Насчет оружия он, в общем-то, тоже сказал зря. Я не стал бы стрелять в русского солдата. Ну, или в украинского, все равно. Для меня он был своим. Слишком недавно для меня закончилась война, и к нашей армии я испытывал огромное уважение. Пусть эта армия не имела к той никакого отношения, но психику сложно перестроить сразу. В конце концов, даже если он был солдатом совсем-совсем чужих для меня вооруженных сил (но не вражеских же!), все равно он являлся «государственным человеком», а не бандитом, не членом самодеятельной группировки, и стрелять в него у меня бы просто не поднялась рука — таким уж «правильным» меня воспитали в моем родном времени.

Между тем сдаваться мне тоже совсем не хотелось. И не просто не хотелось — этого ни за что нельзя было делать! И, как назло, я на несколько шагов отошел от «норы», так что попытаться нырнуть в нее не стоило даже пытаться. Единственным выходом было чем-то отвлечь солдата, а самому быстрехонько удирать через лаз. Возможно, боец не полез бы за мной сразу, а сообщил о случившемся командиру, ну а я бы успел добраться до своих, и вместе мы решили бы, что делать дальше.

Но чем же я его мог отвлечь? Он ведь не ребенок, чтобы купиться на какое-нибудь «Смотри-смотри, а что это там?..» Вот был бы я голосовым имитатором, как тот, что я видел недавно на концерте, тогда бы я изобразил сейчас свист снаряда, крикнул «Ложись!», а сам бы удрал.

«Погоди-ка, погоди! — блеснула в моей голове мысль. — Снаряд, говоришь? А граната подойдет?..»

Собственно, я подумал не совсем о гранате, а если точнее — совсем не о гранате, но это было даже к лучшему; как я уже говорил, убивать военного я вовсе не собирался.

А вспомнил я о том самом артефакте, что посоветовал мне взять с собой покойный Штейн, — о «дроби», последняя «шишка» которой оставалась у меня в кармане. Теперь дело было за малым: нужно было ее достать так, чтобы боец не выстрелил в меня при этом. И я, кажется, придумал.

Сначала, как мне и было велено, я отбросил в сторону автомат. А потом сказал:

— У меня еще граната в кармане. Доставать?..

Боец заметно напрягся. Сначала он сделал шаг в мою сторону — собирался, видимо, достать «гранату» сам, что вовсе не входило в мои планы. Но и ему, вероятно, не сильно улыбалось оказаться вплотную ко мне с оружием в одной лишь руке. И военный нашел выход из положения.

— Доставай одной рукой! Вторую — за голову.