Клиника «Амнезия»

– Первый трах! Да я перетрахал женщин больше, чем ты себе можешь представить! И вообще, почему мне нельзя сделать это в первый раз с проституткой? Ты такой наивный. Да я не знаю таких людей, у кого первый трах был с кем-то иным, кроме проститутки. Это самое правильное. Девки прекрасно знают свое дело, ты у них многому учишься. И когда найдешь себе подходящую женщину, то уже ни за что не опростоволосишься.

– Ты не мог бы говорить потише? – прошипел я. Индейцы несколько раз посмотрели в нашу сторону, стоило Фабиану повысить голос.

– Не бойся, они все равно нас не понимают, – заверил меня Фабиан. – Нет, что бы там ни говорили, а бордели зачастую оказывают посетителям просто неоценимые услуги. Ты посмотри на Суареса. Он любит шлюх настолько, что у него никогда не возникло мысли о женитьбе.

– Но ведь здесь никакого борделя нет. Это совсем другой город.

– Друг мой, проститутки имеются в любой горной деревушке от самой южной и до самой северной точки Анд. Здесь трахаются с той же легкостью, как срывают в поле подсолнух. Я тебе удивляюсь – прожил в моей стране целых два года и так и не понял, где находишься.

– Может, оно и так, – согласился я, – но я не верю, что Суарес регулярно ходит к проституткам. Он же врач и прекрасно знает, чем это чревато.

– Ты знаешь, что в этом году в Перу состоятся президентские выборы? – неожиданно сменил тему Фабиан.

– Знаю. Это связано с войной, – ответил я.

– Совершенно верно. Знаешь, какая там одна из главных тем,по поводу которых рвут глотки кандидаты в президенты? Закрывать бордели или не закрывать. Кандидат, выступающий против нынешнего президента Перу, главный его оппонент, упрекает гаранта конституции в том, что тот не требует закрытия борделей, поскольку сам является их завсегдатаем. Или ты думаешь, только потому, что кто-то является уважаемой общественной фигурой, он непременно забывает, что для людей главное в этом мире? То же самое можно сказать и про Суареса.

– Не понимаю, что общего между борделями и Суаресом? Чушь какая-то!

– Неужели? А откуда, по-твоему, мне известно о здешнем борделе, о его названии? Как ты думаешь? Ты даже представить себе не можешь, о каких вещах мы разговариваем с Суаресом, когда остаемся наедине. Это не то, что общаться с отцом. Дядя относится ко мне дружески, как брат.

– Так как же называется здешний бордель?

– «Заведение Этель».

Я не смог удержаться от смеха.

– «Заведение Этель»? Прекрасно. Восхитительно. Неподражаемо. Давай я угощу тебя пивом, – сказал я и, продолжая смеяться, встал из-за стола.

– Ты не сможешь купить мне пива, птенчик, потому что хозяин этой забегаловки не поверит, что ты совершеннолетний. Так что хочешь не хочешь, а тебе придется взять собственные слова назад, прежде чем закончится эта ночь.

– Сейчас уже полночь. Куда, черт побери, ты собрался? Все до единой двери этого города уже заперты. А нам рано утром нужно успеть на поезд.

– Ты что, думаешь, бордели открыты в строго положенные часы приема гостей? В общем, ты как хочешь, а я отправляюсь к Этель. Хотя бы потому, что в этом названии есть что-то английское. По-испански оно звучит не так смехотворно. Дело в том, что Этель была…

– Фабиан, можешь не затруднять себя с этой историей. Это совершенно надуманное, ненастоящее имя.

– И когда ты только избавишься от своей наивности? – вздохнул Фабиан.

– Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос, – парировал я и, повернувшись спиной к нему, отправился за пивом.

Затем разговор перешел на другую тему – как нам завтра добраться до Педраскады. Нас, несомненно, ожидали трудности. Мы по-прежнему смутно представляли себе, как туда добираться, и успех мероприятия зависел от того, удастся ли нам сесть на нужный автобус, чтобы добраться до побережья сразу после того, как мы спустимся с Анд к морю на поезде, на который сядем завтра утром. У меня возникло ощущение, что вопрос о борделях больше обсуждаться не будет. Похоже, никаких других восхитительных планов не предполагалось. У Фабиана наверняка имелись свои собственные виды на это путешествие, и никакие сомнения насчет того, что ждет нас завтра, были не в состоянии остудить его пыл.

– Прекрасно, – сказал он, допив свою бутылку пива и вытерев губы рукавом. – Теперь я готов упасть в объятия женщины, знающей, что такое любовь.

С этими словами он повернулся к соседнему столику и заговорил по-испански с сидящими за ним индейцами. Я разобрал лишь одно слово – «Этель». Фабиан произнес его как «Эттель».

Индейцы принялись что-то оживленно обсуждать на смеси испанского и кечуа, затем взорвались громким смехом.

– Долбаные кампесинос.С ними всегда так, – прошипел Фабиан, когда мы выходили из кафе. – Что это за религия такая?! – выкрикнул он загадочную фразу, обращаясь к своим недавним собеседникам.

В ответ раздался новый взрыв веселого смеха.

Я заметил в руке у Фабиана нож, который он стащил со стола.

– Иди вперед. Я сейчас догоню тебя, – велел он мне, а сам метнулся назад к свиной туше, висевшей над входом.

– Эй, что ты там говорил, будто мне слабо? Будто у меня еще не выросли яйца? – спросил он, когда догнал меня.