Это слова Люка Скайуокера, произнесенные им в тот момент, когда Дарт Вейдер отказался признать Темную Сторону. Ответ отца был одновременно и предсказуемым, и резонным:
— Довольно разыгрывать мелодраму!
Занеся ручку над листом бумаги, дыша разряженным высокогорным воздухом, сдобренным сладковатым смогом, я вновь посмотрел на далекий город, на возвышающиеся над ним вершины вулканов и вспомнил о Хуаните. Вот у кого никогда не возникало таких проблем, как у меня.
Отец, разумеется, был прав. Мне ничего не стоило смухлевать с ответами, выставив себя полным недоумком, и еще на какое-то время остаться в этом удивительном городе. Но он слишком хорошо меня изучил и потому знал, что я вряд ли клюну на его удочку. Я, конечно, мог бы сказать, что в ту пору так переживал за Фабиана, что не думал ни о чем другом, и потому задачей номер один для меня было разделаться с тестами. Однако сказать так — значит покривить душой.
В конце концов гордость взяла верх, и к тому времени, как я закончил первый тест, стало ясно, что я сознательно лишаю себя Эквадора. Было в этом — сегодня, обладая благоприятной возможностью бросить взгляд в прошлое и гораздо лучше зная самого себя, я могу с легкостью в этом признаться — некое мазохистское удовольствие от собственноручно подписанной экстрадиции, предполагавшей мучительное расставание с этой замечательной страной и городом, который лежал в те мгновения передо мной. Я намеренно выдворял себя из страны, где обитают гигантские черепахи, где находят Ледяных принцесс, и винить в этом мне следовало только самого себя.
Увы, проблема Фабиана начала заново всплывать в моем сознании прежде, чем я до конца заполнил тесты. Нужно было каким-то образом снова завоевать его доверие, особенно если учесть, что мне, судя по всему, оставалось провести в Эквадоре считанные недели. Однако независимо от того, как много я размышлял об этом, любой мысленный поступок вновь возвращал меня к словам Мигеля де Торре и к смутному, расплывчатому образу Суареса в последние выходные. Иногда это не так уж мучительно — позволить людям верить в то, что им по душе. В конце концов, реальная жизнь подчас приносит одни лишь разочарования.
Наконец тесты были положены в конверты и приготовлены к отправке по почте, а мы с отцом, устроившись на балконе, принялись за еду — отваренную в соленой воде кукурузу — и нашу с ним излюбленную игру. Состояла она в следующем: мы молча ожидали, когда в городе раздастся какой-нибудь громкий звук, после чего по очереди пытались угадать, что это такое.
— Это был таксист. Он резко затормозил, потому что пассажир отказался платить за поездку. После чего грохнул выстрел. Таксист отплатил скупердяю, воспользовавшись пистолетом с серебряной насечкой, который он на всякий случай носит привязанным к лодыжке, — заявил отец.
— Чушь, — возразил я. — Это не пронзительный визг тормозов, это кондор. Он улетел этим утром из городского зоопарка в надежде вернуться назад горы к своему родовому гнезду. Хлопок, который ты слышал, — выстрел стрелы с транквилизатором, который выпустил смотритель кондора Пепе. Пепе боится, что его погонят с работы, потому что он и так уже упустил двух кондоров.
— Так поймал Пепе этого кондора? — поинтересовался отец, вытирая салфеткой подбородок.
— Нет, кондор улетел.
— Замечательно. Просто замечательно.
— Пепе, сам того не подозревая, позволил ему улететь, потому что верит, что в прошлой жизни был кондором.
— Пепе дурак.
Мы на какое-то время замолчали, вслушиваясь в ту разновидность белого шума, который издает большой город: размеренное, монотонное дыхание уличного движения, время от времени прерываемое сдавленными, как будто доносящимися из-под толщи воды звуками автомобильных клаксонов.
Я первым нарушил молчание:
— Я хотел тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Как ты думаешь, что случается с теми, кто, допустим, заблудился где-нибудь в горах, потеряв память, и никто не заявил об их исчезновении? То есть, случись такое в Англии, такой человек наверняка бы попал в клинику, а тем временем полиция бы пыталась установить его личность, такое ведь? Но здесь, в Эквадоре, еще осталось немало мест, куда практически не ступала нога человека. Как ты думаешь?
— Пожалуй, ты прав.
— Значит, не исключено такое, что кто-то пропал, и его не могут найти целые годы, а он тем временем сидит, положим, в какой-нибудь горной деревушке, и никто не знает, где он, и считается, что такой человек давным-давно умер. Тебе что-нибудь известно про такие случаи?
— Я читал истории про людей, которые жили совершенно новой жизнью, потому что забыли собственное прошлое, потеряв память, но чаще всего это плод авторского вымысла. Вряд ли такое случается в реальной жизни.
— Меня не интересует реальная жизнь. Она часто бывает ужасно неинтересной. Нет, ты скажи, в принципе такое возможно?
— В принципе да. Но почему ты спрашиваешь?
— Это нужно для одного школьного задания, — соврал я. — Я сочиняю одну историю.