Клиника «Амнезия»

Он вошел в кухню, мысленно представляя себе стоящий там кувшин с соком наранхильи или маракуйи. Но вдруг заметил, что кто-то оставил включенным свет в узкой и длинной буфетной комнате. Мальчику было страшно, его спина покрылась потом, но он подумал, что все равно должен погасить свет, и поэтому решительно шагнул к двери. Однако в следующее мгновение свет в буфетной погас сам собой.

Кроме мальчика, в кухне больше никого не было. Снаружи сочился желтоватый свет, и на крытый пробкой пол падали длинные тени. Первое, что пришло ему в голову: наверно, в дом забрался грабитель, который, услышав его шаги, поспешил выключить свет. Мальчик вспомнил слова отца, которые тот часто повторял ему: «Если услышишь что-нибудь ночью, Фаби, сразу же беги ко мне. Мы достанем ружье и проучим незваных гостей. Им тогда придется несладко!» Но мальчику не хотелось выставлять себя трусом и глупышом. Он знал, что иногда электрические лампочки перегорают сами по себе, и, по-видимому, именно это только что и случилось в буфетной.

Когда он подкрался к двери, где-то на улице раздался громкий хлопок, и на какой-то миг кухню залил яркий свет. Мальчик замер на месте. Казалось, сердце вот-вот выскочит у него из груди. Он не сразу понял, что на улице просто кто-то запустил петарду. Немного придя в себя, он велел себе не трусить и держаться как взрослый. Потом открыл дверь буфетной и заглянул внутрь.

Через три секунды он закрыл дверь и молча вышел из кухни. Затем зашагал по коридору, где снова услышал приглушенный храп матери. Мальчик снова вернулся в свою комнату, лег в постель, натянул на себя покрывало и только после этого вспомнил, что забыл напиться.

Он лежал в постели и думал о том, что минуту назад увидел в буфетной. Он пытался убедить себя, что после ослепительной вспышки петарды легко мог ошибиться в том, что заметил в углу. Однако, несмотря на то что глаза, которые он заметил, были наполовину прищурены от страха и удивления, он все равно понял, что принадлежат они горничной Аните. Да и кто еще это мог быть? Он узнал рукав ее блузки, узнал кружева, обрамлявшие руку, что вцепилась в спину мужчине, зарывшемуся лицом в ее грудь.

А сама спина? Кто это был? Что за мужчина? Чьи это были брюки, спущенные до щиколоток? Теоретически это мог быть кто угодно — все голые мужские задницы одинаковы. Эта вполне могла принадлежать любому из дружков Аниты, который тайком прокрался в дом и дождался наступления ночи. С другой стороны, мальчик знал только одного человека во всем мире, который носил такой идиотский шейный платок безвкусной красно-белой расцветки.

Все опасения мальчика, что он может заболеть, подтвердились. На следующее утро он почувствовал, что у него поднялась температура. Горло ужасно саднило, было трудно глотать. Мать велела ему остаться дома и поцеловала в лоб. Поцелуй показался ему таким приятным и освежающим, что он ощущал прикосновения ее губ и после того, как она ушла. Он лежал на влажных от пота простынях, лелея в душе надежду, что прохладный след материнской ласки останется навсегда.

Нет, спасибо, мне не нужен этот чертов горячий камень.

Мальчик не ходил в школу целую неделю. Мать кормила его супом, поила соками. Он настоял на том, чтобы только она приносила ему еду, отказавшись принимать пищу из рук Аниты. Как-то раз горничная осмелилась заглянуть в комнату мальчика, но тот плюнул в нее, как только она поставила на столик тарелку с супом. Больше она к нему не приходила. Мальчик ожидал, что отец зайдет к нему, но, судя по всему, Аните не хватило духа рассказать ему, что она видела мальчика в буфетной.

Мальчик никак не мог решить, как следует поступить. Сначала он вознамерился сохранить все втайне, надеясь, что этот секрет в один прекрасный день может сослужить ему хорошую службу. К выходным он почувствовал себя лучше, и постепенно увиденная им картина стала стираться в памяти, хотя он отлично понял, что там происходило. Он сказал матери, что поправился, чувствует себя хорошо и готов ехать вместе с ней и отцом в горы, как они раньше и планировали.

— Давай спросим папочку, — предложила мать.

В комнату мальчика вошел отец. На шее у него был все тот же красно-белый платок. Мальчику показалось, будто тем самым отец хотел его поддразнить. Его лоб моментально покрылся испариной, словно у него снова подскочила температура.

— Не думаю, что он поправился настолько, чтобы ехать с нами. Как ты сам считаешь? — спросил отец, щупая лоб сына. — Поедешь с нами в другой раз, Фаби. Тебе лучше побыть в выходные вместе с дядей Суаресом. А мы в воскресенье заедем к нему и заберем тебя домой.