— Хотите, я провожу вас в номер? Просто чтобы удостовериться, что все в порядке?
— Думаю, в этом нет никакой необходимости, — ответил Коулмен, выйдя из машины. Отказ был вежливым, но твердым.
О’Доннелл выглянул в окно:
— Хорошо. Ждем вас завтра утром. Удачи!
— Спасибо.
Портье захлопнул заднюю дверь, О’Доннелл выехал на улицу и влился в поток машин. Он посмотрел на часы. Два часа. Он решил сначала заглянуть в администрацию, а потом поехать в клинику.
Элизабет Александер сидела на обитой кожей кушетке в коридоре лаборатории поликлинического отделения клиники и от нечего делать разглядывала стены. Почему они выкрашены в два оттенка темно-коричневого цвета? Неужели не нашлось более ярких и светлых красок? К тому же первый этаж — самая темная часть клиники; желтый или светло-зеленый цвет мог бы оживить ее помещения.
Элизабет, сколько себя помнила, всегда любила яркие цвета. Когда была еще маленькой, сама сшила занавески для своей комнаты из зеленовато-голубой ткани, разрисованной звездами и лунами. Конечно, она сработала те занавески очень топорно, но тогда они казались ей чудесными. Для того чтобы их повесить, пришлось спуститься к отцу в его лавку на первом этаже. Отец подобрал металлический прут нужной длины, железные кронштейны, нашел шурупы и отвертку. Элизабет помнила, как он рылся в ящиках. У отца все было кучей навалено в ящиках, и ему всегда приходилось долго искать необходимую покупателю вещь.
Это было в Нью-Ричмонде, в Индиане, за два года до того, как отец погиб в катастрофе. Или это было за три года до того? Трудно вспомнить — время летит так быстро. Но она точно помнила, что с Джоном она познакомилась за полгода до гибели отца. Это знакомство тоже было связано с цветом. Джон зашел в лавку ее отца купить красную краску. Она в это время помогала отцу и сумела отговорить Джона от красной краски и убедила купить зеленую. Или это было как-то по-другому? Как туманны ее воспоминания. Зато помнит, что влюбилась в Джона с первого взгляда. Наверное, она уговаривала его купить другую краску только для того, чтобы он подольше не уходил. С тех пор у нее не было ни одного случая засомневаться в чувствах, которые они питали друг к другу. Они сохранили эту детскую влюбленность. Через шесть лет они поженились. Несмотря на то что у них обоих не было ни гроша, несмотря на то что Джон учился в колледже, никто не стал возражать или уговаривать их подождать. Для всех родственников этот брак был естественным и неизбежным.
Многим людям мог показаться трудным первый год их совместной жизни, когда Джон учился в колледже. Но для Джона и Элизабет это было самое счастливое время в их жизни. Элизабет окончила вечерние курсы секретарей в Индианаполисе и работала стенографисткой, зарабатывая им на жизнь.
В тот год они очень серьезно обсуждали планы на будущее. Поступить ли Джону на медицинский факультет, чтобы выучиться на врача, или ограничиться специальностью технолога-лаборанта? Элизабет была за первый вариант. Хотя это означало, что Джон начнет зарабатывать только через несколько лет, она была готова все это время работать и содержать семью. Но Джона такая перспектива не устраивала. Конечно, он всегда хотел заниматься медициной, он хорошо учился в колледже, но должен же он что-то делать и для семьи! Когда Элизабет забеременела, это решило все. Не обращая больше внимания на протесты жены, Джон поступил в школу медицинских технологий, и они переехали в Чикаго.
Там у них родилась девочка, которую они назвали Памелой. Четыре недели спустя ребенок умер от бронхита, и Элизабет на время показалось, что весь ее мир рухнул. Несмотря на всю свою стойкость и здравый смысл, она потеряла опору под ногами и перестала интересоваться жизнью. Джон делал все, что мог, он был добр, нежен и внимателен, но ничто не помогало.
Элизабет чувствовала, что ей надо бежать из привычной обстановки, и она уехала к матери в Нью-Ричмонд, но через неделю заскучала по Джону и вернулась в Чикаго. Она начала выздоравливать — медленно, но верно. За шесть недель до выпускных экзаменов в школе медицинских технологий Джона Элизабет поняла, что забеременела. Эта беременность помогла ей окончательно оправиться от травмы. Элизабет снова чувствовала себя здоровой, к ней вернулась былая бодрость; она испытывала радостное волнение, думая о своем будущем ребенке.
В Берлингтоне они нашли маленькую, но уютную квартирку за вполне умеренную плату. На отложенные сбережения они купили мебель, а на ежемесячную оплату вполне хватало части зарплаты Джона. Все было прекрасно. Единственное, что выводило ее сейчас из равновесия, — это тусклый коричневый цвет больничных стен.
Дверь лаборатории открылась, и в коридор вышла женщина, сидевшая в очереди перед Элизабет. За женщиной в коридоре показалась лаборантка в белом халате и заглянула в список:
— Миссис Александер?
— Это я, — сказала Элизабет и встала.
— Входите, пожалуйста.
Вслед за лаборанткой Элизабет вошла в процедурный кабинет.
— Садитесь, миссис Александер. Я задержу вас ненадолго.
— Спасибо.