Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)

— Слушай меня внимательно и запоминай! Я уже говорил тебе это и не намерен повторять впредь. — Это были слова воплощенного авторитета, руководителя отдела, у которого тяжелая рука и который беспощаден. Теперь он ясно давал понять, что отныне не будет никаких предупреждений — будет наказание. Приблизив свое лицо к лицу Александера, Пирсон прорычал: — Отделением руковожу я, и если у тебя или у кого бы то ни было возникают вопросы, то вы должны задавать их мне. Ты понял?

— Да, сэр.

В этот момент Александер хотел только одного: чтобы все это скорее закончилось. Он уже решил для себя, что это было его последнее предложение. Если с ним так расплачиваются за то, что он умеет думать, то теперь он будет тупо исполнять свою работу, а мысли держать при себе. Пусть другие волнуются и несут за это ответственность.

Но Пирсон еще не закончил.

— Прекрати эту возню за моей спиной, — продолжал греметь он, — и не пользуйся тем, что доктор Коулмен здесь новый человек.

Александер вспыхнул:

— Я не пользовался…

— А я говорю, что пользовался! И я приказываю тебе это прекратить! — Старик уже кричал, лицо его судорожно дергалось, глаза сверкали.

Александер молчал, подавленно опустив голову.

Умолкнув, Пирсон несколько секунд угрюмо смотрел на молодого человека. Удовлетворившись произведенным эффектом, он снова заговорил:

— Я скажу тебе еще кое-что. — На этот раз его тон если не был сердечным, то по крайней мере не был таким грубым. — Что касается данного анализа, то тестирование в физиологическом растворе и белке даст нам всю необходимую информацию. И хочу еще раз напомнить тебе, что я знаю, что говорю. Ты понял?

— Да, — бесцветным голосом ответил Александер.

— Отлично. Теперь я скажу тебе, что я сделаю. — Тон Пирсона смягчился еще больше. — Так как ты сильно волнуешься по поводу этого анализа, я сделаю его сам. Здесь и сейчас. Где проба крови?

— В холодильнике, — ответил Баннистер.

— Дай ее мне.

Идя к холодильнику, Баннистер думал, что сцена получилась не совсем такой, как ему хотелось бы. Конечно, этого сопляка Александера следовало осадить, но старик, пожалуй, переборщил с ним. Лучше бы Пирсон так отделал нового патологоанатома. Но может быть, он сделает и это. Баннистер достал из холодильника пробирку, на которой был приклеен ярлычок: «Александер, миссис Э.» и отнес ее Пирсону.

Пирсон взял центрифугированную пробу, в которой осталась одна только сыворотка, и в этот момент Баннистер заметил, что требование, вызвавшее такую бурю, валяется на полу. Старший лаборант наклонился и подобрал злополучный листок.

— Что с ним делать? — спросил он у Пирсона.

Старый патологоанатом тем временем взял из штатива две чистые пробирки и набрал в каждую по аликвоте сыворотки. Не оглянувшись на Баннистера, он раздраженно спросил:

— С чем?

— С требованием на сыворотку Кумбса.

— Она нам не нужна, порви требование. — Пирсон внимательно прочитал этикетку на флаконе с резус-положительными эритроцитами. Этим реагентом пользовались при тестировании резус-отрицательной крови.

Баннистер заколебался. Как ни хотелось ему досадить Коулмену, он все же понимал, что существует определенная формальная этика.

— Надо сказать об этом доктору Коулмену, — нерешительно произнес Баннистер. — Хотите, чтобы я это сделал?

Пирсон никак не мог открыть флакон.

— Нет, я сам скажу ему об этом, — нетерпеливо сказал он.

Баннистер понял одно: если возникнут неприятности, то не он понесет за них ответственность. Он порвал требование и бросил клочки бумаги в мусорную корзину.

Роджер Макнил, резидент-патологоанатом, в очередной раз убедился в том, что сколько лет он ни проработает в прозекторской, никогда не сможет привыкнуть к детским трупам. Макнил только что произвел вскрытие четырехлетнего ребенка, и теперь его невыносимо разверстое тельце лежало перед ним на прозекторском столе. Это зрелище заставляло Макнила страдать. Он знал, что будет плохо спать ночью и видеть погибшего ребенка во сне, что не скоро забудет, как нелепа, бессмысленна и ужасна была эта смерть.

Подняв голову, он заметил, что на него внимательно смотрит Майк Седдонс. Перехватив взгляд Макнила, хирург сказал:

— Несчастный мальчишка! — И горько добавил: — Как глупо могут погибать люди!

— Полиция еще здесь? — спросил Макнил.

— Да, и другие тоже, — ответил Седдонс.

— Позови сюда Пирсона.

— Хорошо.

Телефон находился в комнатке, примыкавшей к прозекторской, и Седдонс пошел туда.

Макнил мысленно отругал себя за трусость и нежелание брать на себя ответственность, но доложить об этом случае старику надо было обязательно. Пусть Пирсон решает, кому выходить к полицейским и родственникам.

Седдонс вернулся в прозекторскую.

— Пирсон в серологии и сейчас придет.