Клиника: анатомия жизни

Обняв жену, он некоторое время сидел неподвижно, потом достал из кармана носовой платок, которым недавно осушил свои слезы, отстранился и вытер Элизабет глаза.

Сделав это, он прервал молчание:

— Элизабет, милая, я хочу сделать одну вещь.

— Что бы это ни было, я скажу тебе «да», — ответила она.

— Ты всегда этого хотела, — сказал он, — а теперь того же хочу и я. Завтра я начну оформлять документы и попытаюсь поступить на медицинский факультет.

Майк Седдонс встал со стула и принялся мерить шагами маленькую палату.

— Это же смешно, — с жаром заговорил он. — Это никому не нужная бессмыслица. Я не стану этого делать.

— Ради меня, дорогой, пожалуйста! — Вивьен повернулась на бок, чтобы видеть Майка.

— Но это совсем не ради тебя, Вивьен. Это глупая, нелепая идея, которую ты нашла в каком-нибудь второсортном сентиментальном романе.

— Майк, дорогой, я так люблю, когда ты сердишься. Это очень идет к твоим чудесным рыжим волосам. — Она улыбнулась ему так, будто отвлеклась от случившейся с нею беды. — Обещай мне одну вещь.

— Что? — Он все еще злился, и ответ получился коротким.

— Обещай мне, что когда мы поженимся, ты будешь иногда на меня злиться — злиться по-настоящему. Мы будем ругаться, драться, а потом счастливо мириться. Представляешь, какое это будет удовольствие?

— Это такое же глупое желание, как и первое, — возмущенно произнес он. — И вообще, что проку говорить о женитьбе, если ты не хочешь меня видеть?

— Только неделю, Майк, дорогой мой. Только одну неделю, и все.

— Нет!

— Послушай меня, дорогой! — Она решительно настаивала на своем. — Пожалуйста, подойди и сядь рядом. И выслушай меня, прошу тебя.

Он поколебался, потом вернулся на стоявший у кровати стул.

Вивьен протянула Майку руку, и он нежно взял ее за пальцы. Гнев его мгновенно улетучился. Осталось лишь чувство смутно грызущего сомнения.

Шел четвертый день после операции, послеоперационный период протекал гладко. Культя заживала быстро; конечно, оставалась боль и саднение в ране, но муки первых двух дней были позади. Вчера доктор Грейнджер с согласия Вивьен отменила инъекции, помогавшие притупить боль. Вивьен расстраивала только одна, совершенно неожиданная и непредвиденная вещь: пятка ампутированной ноги, пятка, которой уже не существовало, временами страшно чесалась, доставляя Вивьен невыносимое страдание. Самым мучительным было то, что она не могла почесать зудящее место. Когда Вивьен впервые ощутила зуд, ее вдруг охватила безумная надежда, что ей не сделали ампутацию, что нога осталась на месте, и она попыталась почесать пятку ступней другой ноги. Но потом доктор Грейнджер объяснила, что такие ощущения бывают у большинства больных с ампутированными конечностями. Тем не менее это ощущение было настолько неестественным и неприятным, что Вивьен изо всех сил надеялась, что этот зуд скоро пройдет.

Кроме того, девушка постепенно оправлялась и от психической травмы. С того дня накануне операции, когда Вивьен с мужеством, сильно впечатлившим Майка Седдонса, приняла неизбежность, оно не изменило ей и продолжало поддерживать ее дух. Бывали, конечно, моменты отчаяния. Оно охватывало Вивьен, когда она оставалась одна, иногда будило ночью, она просыпалась в зловещей, темной больничной палате и тихо плакала. Но в остальное время она отгоняла от себя мрачные мысли, а врожденная внутренняя сила позволяла ей держаться выше своего несчастья.

Люси Грейнджер за это была очень благодарна своей пациентке. Ее мужество облегчало процесс выздоровления. Правда, Люси знала, что настоящие испытания чувств и духа Вивьен еще впереди. Эти испытания начнутся, когда уляжется первое потрясение, когда до Вивьен постепенно дойдет истинное значение происшедшего, когда последствия ампутации станут ощутимыми в повседневной жизни. Через полгода, может быть, через год Вивьен пройдет через бездну и черноту настоящего отчаяния, чтобы затем окончательно смириться с потерей и начать нормально жить со своим увечьем. Но это будет потом, а пока краткосрочный прогноз представлялся лечащему врачу вполне благоприятным.

Люси знала также — и об этом знала и Вивьен, — что остеогенная саркома, диагноз которой поставил доктор Пирсон, могла уже метастазировать далеко за пределы нижней конечности и разрастись в любом месте организма. В таком случае врачи клиники Трех Графств, да и вообще вся современная медицина, едва ли смогут предложить Вивьен что-нибудь, кроме паллиативного, временно облегчающего страдания лечения. Есть метастазы или нет, время покажет, а пока самым разумным было считать, что у Вивьен впереди вся жизнь и к этой жизни надо активно готовиться уже сейчас.

Начало выздоровления Вивьен отразилось и на ее внешности. Впервые после операции она накрасилась, лицо ее порозовело. Накануне приходила ее мать и помогла дочери сделать прическу, и в той же ночной рубашке, которая в первый раз вызвала своей соблазнительностью такое негодование Майка, Вивьен выглядела во всем блеске своей свежей, прекрасной юности.

Когда Майк взял ее за руку, Вивьен сказала:

— Разве ты не понимаешь, дорогой, что я хочу быть уверенной?