Саня пересчитывала и расставляла приборы.
— Из реанимации будут подходить по одному, дежурные из отделения тоже по очереди, операционные сестры придут все… Стаканов не хватит. — И она звонила в операционную, чтобы приходили со своей посудой.
— А дискотека будет? — интересовались молоденькие сестры, без всякого страха поглядывая на заслуженного профессора Криворучко.
— Будет, цыплята, только тихо. — Профессор косился на подоконник, где стояла замаскированная магнитола.
Наконец столы были сервированы, и медработники расселись, гомоня и фальшиво сокрушаясь о том, что нет с ними сейчас Дмитрия Дмитриевича, которого злая судьба не отпускает из операционной. Саня слегка покраснела, ибо совесть ее была не чиста. С утра она успела в очередной раз упрекнуть Миллера в жестокосердии: он отказался держать в клинике никому не нужную бабку сверх положенного срока. Миллер обиделся и демонстративно не позвал Саню на экстренную операцию, которая ему предстояла, а она не стала навязываться.
«Сходить, что ли, посмотреть, как там дела?» — мучилась теперь Саня.
Праздник между тем набирал обороты.
— Только не о работе! — покрикивал Криворучко, когда до него, сидящего во главе стола, долетали обрывки фраз со специальными терминами.
Вскоре кто-то включил музыку, и Валериан Павлович открыл вечер танцев, пройдясь с Тамарой Семеновной в некотором подобии вальса. Молодежь оживилась, погасили верхний свет, настольные лампы временно переставили на подоконники, столы отодвинули к стене. Саня, которую никто не приглашал танцевать, сидела на подоконнике и курила, думая о том, что, как порядочный человек, она должна немедленно пойти и заменить несчастного анестезиолога, работающего с Миллером.
Но пока она набиралась решимости, Миллер сам возник на пороге ординаторской. Тут же зажегся верхний свет.
Танцы продолжались. Присутствующие решили, что сейчас профессор оценит обстановку, восстановит статус-кво и присоединится к остальным.
Но Миллер продолжал стоять в дверях, держа руку на выключателе, и под его ледяным взглядом теплая атмосфера быстро рассеивалась.
— Что здесь происходит? — спросил он, когда музыка смолкла.
— Митюша, проходи. — Было непонятно, приглашает Криворучко коллегу или, наоборот, советует пройти мимо.
— Чем вы занимаетесь? Вы забыли, что здесь лежат больные люди? А у вас музыка, дым клубами валит. Развлекаться нужно в клубе!
— Митя, перестань! Все в порядке, и я тому гарант! Музыку мы потише сделаем. А вот ты позволяешь себе делать людям замечания через голову своего начальника.
— Извините.
— Хорошо-хорошо. Ты уже закончил операцию? Тогда присоединяйся.
Пожав плечами, Миллер с недовольным лицом сел за стол. Саня поднялась с подоконника, чтобы подать ему закуску, а по пути снова выключила верхний свет. Но вечеринка была испорчена. Никто больше не танцевал, а вокруг Миллера образовалось мертвое пространство.
Несколько рюмок водки не улучшили его настроения.
— Черт его принес! — шепнула Сане Тамара Семеновна. — Вот ведь характер, даже от вина не добреет. Плохо ему, когда другим хорошо.
— Может, еще парочку операций ему организуем? — сказал услышавший это Криворучко. — Пусть идет работать, если отдыхать не умеет.
Между тем байроническая фигура профессора привлекла внимание сестер второго операционного блока. Они были мало знакомы с Миллером и не знали ни особенностей его характера, ни личных обстоятельств — невесты-фотомодели.
Одна из них, симпатичная блондинка стиля «тыковка», приплясывая, подошла к Миллеру и пригласила его танцевать.
— Я не танцую под такие ужасные звуки, — сообщил он.
— А под какие звуки вы танцуете? — не сдавалась «тыковка». — Вы скажите, мы организуем.
Миллер усмехнулся и закурил, будто это не он полчаса назад упрекал коллег.
— Я вообще не танцую. А такой музыки, которую мне было бы приятно послушать, у вас нет!
— Почему это? — удивилась слышавшая разговор Саня.
— Вы хотите сказать, что принесли сюда диск Бетховена или Шопена?
— Ну, знаете, Дмитрий Дмитриевич, всему свое место… Хотите слушать Шопена — идите в филармонию.
— Бегите скорее, пока концерт не кончился, — поддержала Саню обидевшаяся «тыковка».
Никто не думал, что Миллер воспримет эти подначки всерьез, но он неожиданно встал и вышел.
— В филармонию пошел, — резюмировал Криворучко.
Саня осталась, чтобы помочь Тамаре Семеновне убрать следы преступления. Вместе они быстро вымыли посуду, потом Саня подмела пол, а Тамара Семеновна протерла его влажной тряпкой.
Шел уже одиннадцатый час, и Саня подумывала, не попросить ли отца заехать за ней.
В последнее время в клинику поступало много женщин с проломленными черепами. Сане очень хотелось обратиться к преступникам с такой речью: «Ну зачем по голове-то бить? Покажите женщине нож или просто кусок кирпича, и она все вам сама отдаст».
«Нет, пусть лучше папа прокатится на машине, чем будет потом заниматься моими похоронами», — рассудила Саня, доставая из сумки телефон.