Клиника одиночества

– Спасибо, умеешь ты утешить. Ты мне еще диск подари с песнями: «Все впереди, надейся и жди!», «Знаешь, все еще будет, свежий ветер еще подует!», «Однажды ты проснешься и поймешь, что все на свете за любовь отдашь ты и никуда от счастья не уйдешь, однажды, однажды!»

– Вот именно, – засмеялась Зоя. – Умные люди давно это заметили и даже срифмовали. Жизнь идет своим чередом, все меняется, несчастные становятся счастливыми, и наоборот. Ты на других, главное, не оглядывайся, мол, все замужем, а я – нет. Знаешь, я когда-то читала детские рассказы Зощенко, и там было сказано, что Сократ якобы говорил: никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти. Когда маленькая была, я подумала – какие глупости, а потом... Был у меня как-то больной, поступал с раком легкого. Мы прооперировали его, а на гистологии туберкулез оказался. Мы обрадовались, думаем, вот повезло мужику, избежал смертельной болезни, а этот счастливчик взял и умер через три недели от туберкулезного менингита. А если бы рак был, так до сих пор жил бы, наверное. Или другой случай. Я после института в Краснокаменске работала, так у нас там один раз автобус с грузовиком столкнулся. Мы сидим себе, чаек попиваем, вдруг «скорая» на всех парах летит – получите три шока и ждите новых поступлений, следом еще три машины. Двенадцать тяжелейших больных они к нам в течение часа доставили – у кого голова в хлам, у кого селезенка порвана, у кого внутригрудное кровотечение. А у нас обычная больничка, на массовый поток больных не рассчитана. До центра три дня на оленях, туда эвакуировать по тяжести состояния никого не можем. Что делать? Всех из дома вызвали, операционные развернули по полной программе и давай работать. Я трепанацию делаю, второй мой хирург – торакотомию, а гинеколог живот открывает. Помню, череп вскрыла, гематому выпустила – ага, показатели гемодинамики нормальные, хорошо. Я рану салфетками забила, сестре говорю: «Прижми рукой и держи крепче, только на мозги не дави», – а сама бегом в соседнюю операционную – как там в грудной клетке дела. Так, Васяня пошел на резекцию легкого, все пучком, бегу дальше. Гинеколог лапаротомию сделал, кровь из живота откачал и стоит в недоумении. Кишки какие-то, печенка – он ведь этой прозы жизни раньше никогда не касался. Я перчатки меняю – и в живот. Ревизию делаю – ага, селезенка лопнула. Быстро ее в таз, гинекологу говорю: «Ставь дренаж и закрывай брюхо, если что не так, позовешь», – и назад к своей голове. Только начинаю зашиваться, в операционную уже следующего больного вкатывают – оконным стеклом бедренную артерию разрубило. Фельдшер «скорой» ему прямо в ране зажим положил и жгутом ногу перетянул, чтоб не так кровило, но нужно срочно восстановить кровоток, иначе нога омертвеет. Пока я голову заканчиваю, анестезиолог его прямо на каталке интубирует и мешком дышит. С последним швом больного кидают на каталку, повязку накладывают уже в коридоре, а на стол помещают мужика с бедренной артерией. Я в секунду халат с перчатками меняю, и понеслась! И так двенадцать часов подряд.

– Ужас!

– Да! На секунды счет шел. Если у тебя один пострадавший, время всегда есть, хоть десять минут. А если сразу двенадцать и половина давление не держит, нужно сообразить, не только что с ними происходит, но и кого брать в первую очередь, а кто может подождать. Но я к чему вспомнила-то? Среди этих перебитых в хлам людей была одна женщина, отделавшаяся только обширной раной голени. Даже сотряса не было. Весь персонал мимо нее ходил и восклицал: «Ах, как вам повезло! В рубашке родились! Можете считать, что отделались легким испугом, а рана ваша – такая мелочь, что не стоит о ней и говорить». Сестры остановили кровотечение тугой повязкой, и женщина осталась ждать, когда мы всех спасем и наложим ей швы. Васька хотел ей под новокаином рану залатать, а она говорит: «Доктор, я так боюсь, так перенервничала с этой аварией, дайте мне, пожалуйста, наркоз». Короче, наркозный аппарат, охреневший от таких нагрузок, дал сбой, вместо кислорода пошла чистая закись, и женщина умерла. А все остальные выжили. Хотя двое пациентов были с такими тяжелыми травмами, что за их жизнь, казалось, даже не стоит бороться. И черепник мой очухался без неврологического дефицита, а это большая редкость даже сейчас. Понимаешь? Везение – это штука капризная.

Люба задумчиво отколупывала ногтем этикетку с бутылки. Был у нее такой невроз – сдирать наклейки. Она поняла, что хотела сказать Зоя этим поучительным рассказом. Если Ваня завтра бросит Зою, а Миллер разведется с Татьяной, станет ли от этого легче Любе? Может быть, она испытает секундное моральное удовлетворение, капельку позлорадствует, но и только.